дружил с Воронцовым и вообще сделал очень много для караимского народа, не только уравняв его в правах, но даже добившись для некого, своего рода, «режима наибольшего благоприятствования».

В этой связи я считаю уместным рассказать одну семейную историю. Не удивляйтесь, что начинается она с имен известных всей России.

В 1823 году у находящегося в Одесской ссылке Александра Пушкина вспыхнул бурный роман с женой генерал-губернатора Новороссийского края и наместника Бессарабской области графа Воронцова – Елизаветой. В незаурядной жизни поэта эта история по праву занимает исключительное место.

Как вспоминал Ф.Ф. Вигель «Ей было уже за тридцать лет, а она имела все право казаться самою молоденькою. С врожденным польским легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше ее в том не успевал. Молода была она душой, молода и наружностью. В ней не было того, что называют красотою, но быстрый, нежный взгляд ее миленьких небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, которой подобной я не видал, казалось, так и призывает поцелуи» [26].

Вот что писал В.А. Соллогуб: «В ней соединялось два условия обворожительности: как полька по роду Браницких она всегда оставалась грациозною; как русская по роду Потемкиных, она всегда поражала сановитостью. Ее ум, ее тонкое образование, деятельность неутомимая и прелесть обхождения отсвечивались в ней врожденным чувством женской грации, не исчезнувшей даже в самых преклонных летах…» [33].

В Одессе Елизавета Воронцова появилась несколько позже Пушкина – 6 сентября 1823 года. В ближайшие же после этого дни состоялось их знакомство. Но не более. 23 октября она родила сына Семена будущего наследника всех имений и титулов Воронцовых. Но уже 12 декабря она возвращается к светской жизни и дает большой бал, 25 декабря обед для множества приглашенных, 31 декабря – маскарад, 12 февраля снова маскарад…

Как потом отметила Т.Г. Цявловская, на полях рукописи «Евгения Онегина» и других черновиков Пушкина один за другим появляются 32 профиля Елизаветы Ксаверьевны. Чувство Пушкина к Воронцовой, зародившееся зимой 1823–1824 гг., по мнению большинства исследователей и современников не осталось безответным. Правда, ситуацию осложнило появление соперника – Александра Раевского, что породило разговоры о создании замысловатого «даже не треугольника, а четырехугольника сложных отношений» [53].

В частной переписке друзья упоминали о своей возлюбленной закодированным именем – Татьяна. Затем оно всплывает в новом романе в стихах «Евгений Онегин», породив массу вопросов у читателей и исследователей творчества Пушкина столь необычным выбором имени своей героини.

В середине июня 1824 г. семейство Воронцова отправляется в Крым. Помимо чисто служебных обязанностей: Таврида входила в сферу деятельности графа и была едва ли не самым хлопотным приобретением России последних лет. Кроме того граф хотел лично присутствовать при закладке будущей жемчужины полуострова – Алупкинского дворца. Первоначально предполагалась, что Пушкин будет в числе гостей генерал-губернатора. Об этом Александр даже пишет князю Вяземскому и приглашает его встретиться в Крыму. Но в силу целого комплекса причин отношения Воронцова к ссыльному поэту стало меняться в худшую сторону, и столь желанного приглашения он не получил.

В Тавриде генерал-губернатору и его супруге представляют одного из самых богатых и уважаемых людей Крыма крупнейшего землевладельца, гахама караимской общины Симу Бобовича.

Никто из исследователей и современников не запечатлел момент подарка Симой Бобовичем супруге графа Елизавете Ксаверьевне двух перстней, которым и предстояло войти в историю нашего отечества. Уже в наши дни, работая в Крымском Государственном Архиве с документами караимского фонда, я обнаружил письмо на имя Государя Императора. В нем Сима Бобович сообщал о переданном им через племянника, украшенного золотой вышивкой и драгоценностями платья для Государыне Императрицы. В другом письме сообщалось об аналогичном платье для одной из дочерей императора. Обнаруженные письма навели меня на неожиданную мысль. Неужели Сима Бобович понял допущенную некогда оплошность, когда, желая сделать приятное генерал-губернатору, он подарил два перстня его супруге, но один из них так и не попал по назначению. Может быть, поэтому все последующие подарки женщинам, даже самым знатным, он уже решил делать не напрямую, а через их мужей.

Из Крыма Воронцовы вновь возвращаются в Одессу, и вот тут роман ссыльного поэта и светской львицы разгорается чрезвычайно бурно. Кульминацией было любовное свидание 28 мая в уединенном гроте близ дачи Рено. Пушкин ревностно хранил тайну своих отношений с Воронцовой, но это был секрет полишинеля. В 1824 году он писал:

«Есть у моря под ветхой скалой / Уединенная пещера / Она полна прохладной темнотой…»

В том же году: «Приют любви, он вечно полн / Прохлады сумрачной и влажной. / Там никогда стесненных волн. / Не умолкает гул протяжный».

В 1825 году: «В пещере тайной, в день гоненья, / Читал я сладостный Коран, / Внезапно ангел утешенья, / Взлетев, принес мне талисман / Его таинственная сила /…./ Слова святые начертила / На нем безвестная рука».

Выгравированная на перстне древнееврейскими надпись льстила Пушкину и будоражила его воображение.

Два ювелирных предмета, первоначально точные копии друг друга, обретя своих владельцев, стали частью одного целого. Отличало их лишь то, что Пушкин выгравировал на перстне свои инициалы, а Воронцова свои, превратив их, в своего рода, печати, которыми они впредь скрепляли письма.

Необычный антураж подарка, необычные и таинственные обстоятельства его вручения создали в сознании поэта неизъяснимый ореол вокруг этого перстня. И надо быть Пушкиным, что бы увидеть в ювелирном украшении – Талисман!

«Храни меня, мой талисман, / Храни меня во дни гоненья, /

Во дни раскаянья; волненья: / Ты в день печали был мне дан…

Спустя два года он вновь возвращается к этой теме:

«Там, где море вечно плещет / На пустынные скалы, Где луна теплее блещет / В сладкий час вечерней мглы, / Где в гаремах, наслаждаясь, / Дни проводит мусульман, / Там волшебница, ласкаясь,/ Мне вручила талисман./ И ласкаясь, говорила: /«Сохрани мой талисман:/ В нем таинственная сила!/ Он тебе любовью дан. / От недуга, от могилы, / В бурю, в грозный ураган, / Головы твоей, мой милый,/ Не спасет мой талисман. / И богатствами Востока / Он тебя не одарит, / И поклонников пророка / Он тебе не покорит;/ И тебя на лоно друга, / От печальных чуждых стран, / В край родной на север с юга / Не умчит мой талисман…/ Но когда коварны очи / Очаруют вдруг тебя, / Иль уста во мраке ночи / Поцелуют не любя – / Милый друг! От преступленья, / От сердечных новых ран, / От измены, от забвенья / Сохранит