– Я его больше не пью.

– Ну конечно, ради твоего друга. И как это я забыла…

Коломба не ответила. Ей не хотелось опять препираться.

– Мне нужно идти. Говорят, снова пойдет снег. Тогда поезда начнут опаздывать, и будет давка. – Она поцеловала мать в пахнущую «Acqua di Rose» щеку.

Пешком она дошла до вокзала «Термини». Безлюдный, не считая последних припозднившихся хмельных туристов, город покрылся белоснежным покровом, с фонтанов свисали сосульки. Все казалось ей искусственным и чужим.

Первый поезд в Марке отходил через час, и Коломба дождалась его на скамейке на перроне, промерзнув до костей. Сев в вагон, она тут же завернулась в парку и уснула, а проснулась, только когда поезд подходил к ее станции. Небо было черным и набухшим.

Она дошла до автомастерской при въезде в Портико, а остаток пути до дома проделала уже в кабине эвакуатора, украшенной четками и фотографией усатого мужчины, который казался пожилой копией механика за рулем. Это был крепкий молодой человек по имени Лорис с красивыми руками и длинными вьющимися волосами, и, хотя от него попахивало потом и машинным маслом, улыбка у него была неотразимая.

– Я так редко тебя вижу. Любишь одиночество? – спросил он.

– С чего ты взял, что я одинока?

– У меня глаз наметанный, – засмеялся он. – Кем работаешь?

Коломба перевела взгляд на дорогу. Телевизионщики снимали панораму заснеженных лугов.

– Я в отставке.

– Везет тебе.

На последнем перед домом Коломбы повороте грунтовки они остановились, и Лорис электролебедкой вытащил «панду» из кювета.

– Что у тебя за цепи? – спросил он, разглядывая ее колеса. – Им же лет сто уже.

– Возможно. Можешь по-быстрому ее починить? Другой машины у меня нет.

– Я бы на твоем месте новую купил, хотя бы бэушную.

– Я не требовательна. Так когда ты ее сделаешь?

– Твою тачку возьму вне очереди, – ответил Лорис.

– Но мы толком незнакомы…

– Ты каталась на моем эвакуаторе и теперь мне как родная.

В доме оказалось очень холодно. Коломба подбросила в камин поленьев и растопила его, сбрызнув зажигалку оставленным матерью лаком для волос и произведя эффект огнемета. Подтащив диван к огню, она вывалила содержимое рюкзака на пол и разложила вокруг себя документы. Затем она отверткой сломала камеру и микрофон ноутбука, подключила его к Сети и начала перечитывать историю человека, которого убила.

10

Операции Отца пришлись на два периода. Первый охватывал промежуток между концом семидесятых и тысяча девятьсот восемьдесят девятым годом. По всей видимости, восемь своих жертв, чьи личности удалось установить, он выбирал случайным образом и похищал по всей Италии. Одного ребенка похитили во время религиозного паломничества недалеко от Рима, другого Отец увез, инсценировав его гибель в водоворотах реки По в провинции Эмилия-Романья. Мальчиков объединяло лишь одно: в восемьдесят девятом году все они нашли свой конец в канистрах с кислотой.

Документы, относящиеся ко второму периоду его деятельности, который начался в двухтысячные годы, были столь же многочисленны, сколь и материалы о первом периоде, и касались в том числе Коломбы и Данте. Они познакомились, когда она попросила его помочь полиции в поисках ребенка, похищенного в окрестностях Рима, и шаг за шагом они добрались до контейнеров, где Отец держал в заточении десять детей. Все узники были опознаны, однако к семье вернулся не каждый. Некоторые мальчики считались пропавшими уже не один год и были объявлены умершими, а чьи-то родители развелись, умерли или просто не пожелали снова брать на себя уход за проблемными детьми, которые стали еще более проблемными за время в неволе.

Один из мальчиков покончил с собой в больнице – Коломба помнила, как тяжело воспринял эту трагедию Данте. «Один из нас», – сказал он тогда, цитируя «Лорда Джима»[7]. По мнению следователей, Отец выбирал своих жертв случайно, изучал их привычки и образ жизни и похищал их, если удавалось создать благоприятные условия. Больше всех он любил трудные семьи – тогда полиция обвиняла в исчезновении ребенка самих родителей. Иногда он убивал одного из них, обставляя все так, будто тот сбежал с сыном. Согласно выводам следственной комиссии, Отец был «невменяем, страдал от диссоциативного расстройства личности и совершал свои преступления, подчиняясь безудержному порыву». Коломбу подобное объяснение вполне устроило.

В отличие от Данте – хотя его выступление перед комиссией ни к чему не привело. Коломба лично присутствовала на слушании и прекрасно его помнила. Оно проходило в палаццо Сан-Макуто в римском районе Пинья, где по иронии судьбы в семнадцатом веке находилась одна из резиденций инквизиции. Длинный стол и несколько белых пластиковых стульев расставили прямо на мостовой во дворе. Чуть поодаль, дрожа от холода, стояла дюжина зевак, а сбоку – пара парламентских журналистов и кучка чиновников из спецслужб.

Съежившийся, исхудавший Данте сидел на одном из стульев в центре двора, почти теряясь в складках длинного черного пальто, а напротив, по другую сторону стола, под меховой шапкой дремал пожилой сенатор с красным от сосудистых звездочек лицом. Недавно избранная депутатом блондинка в лоденовом пальто и сапогах до колен включила диктофон и положила его на стол.

«Будьте добры, назовите для протокола свое имя и дату рождения».

Данте мял в руках пачку сигарет. Он нервничал, но, казалось, был вполне способен здраво рассуждать. Коломба не заметила у него того бесноватого взгляда, который появлялся, когда он накачивался нейролептиками.

«Дата моего рождения мне неизвестна, – ответил он. Голос его постепенно становился все уверенней. – По мнению судебного антрополога, который меня осматривал, мне около сорока – сорока пяти лет. Я называю себя Данте Торре. Имя, под которым меня крестили, мне неизвестно, как неизвестно и то, крестили ли меня вообще. Я с равным успехом могу оказаться сыном растамана или пастафарианина».

Кое-кто из собравшихся засмеялся, и блондинка невесело улыбнулась, пряча раздражение.

«Справедливо. Господин Торре, данное слушание назначено, чтобы поглубже вникнуть в отдельные вопросы, касающиеся деятельности похитителя и серийного убийцы по прозвищу Отец, который погиб в вооруженном конфликте при попытке его ареста. А также поскольку вы полагаете, что существуют факты, на которые должна пролить свет настоящая комиссия».

«Именно так».

«Прежде всего я бы хотела попросить вас рассказать о вашем собственном участии в этом деле. Опять же для протокола».

«Отец похитил меня, когда я был ребенком, и продержал в заточении тринадцать лет. Если быть точным, я провел детство в силосной башне в провинции Кремона. Где и как он меня похитил, я не помню. Я был убежден, что являюсь сыном Аннибале и Франки Торре, но недавно выяснил, что их сыном был другой мальчик. Настоящего Данте убили, когда я сбежал, – в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. В одной из канистр с кислотой, где Отец растворил тела своих жертв, обнаружили его ДНК, а именно фрагмент лобковой кости».