белый снег. Кажется, других достопримечательностей, вроде облаков, местная природа не может себе позволить».

Кажется, что местная природа занята в основном тем, чтобы провести этот странный экспедиционный караван через святая святых. Кажется, снежные боги таких гостей не ждали. Двадцать первого мая термометр показывает ночью минус тридцать один, а в два часа дня, когда солнце поднимается выше всего, – минус двадцать. Вечная мерзлота. Кончик носа отморожен, кожа лица, как пишет Вегенер, свисает клочьями. Вечером обессилевший Вегенер записывает в дневнике, что может думать только о двух вещах: о совместной жизни с далекой невестой Эльзой и о том, что будет сегодня на ужин. «Стоит заметить: первая тема доминирует обычно после еды, а вторая до. Мне не хватает смелости, а то бы я написал на эти темы два таких трактата, по сравнению с которыми „Возникновение континентов“ показалось бы сочинением гимназиста». Двадцать восьмого мая в его записях появляется отчаяние: «Мы по-прежнему не знаем, доберется ли кто-то из нас живым до западного побережья». Лошади ослабели, одну за одной их приходится пристреливать из милосердия и самим тащить тяжелый груз по льду на тяжелых санях, по 12–13 километров в день. Всё лишнее они выбрасывают: инструменты, ящики, запасные курительные трубки – табак всё равно кончился. Четвертого июня, на высоте 2700 метров, пришлось застрелить любимую исландскую лошадь по кличке Дама, которая упала от изнеможения и не могла продолжать путь. И тут, откуда ни возьмись, появился воробей и начал чирикать, летая над караваном.

1913 год неразрывно связывает XIX век с XX веком. И нет ничего удивительного в том, что 29 апреля 1913 года Гидеон Сундбек получает патент на застежку-молнию. Две полоски ткани с маленькими зубцами по краю и с бегунком, соединяющим зубцы. Курт Тухольский констатирует: «Никто не понимает, как работает молния, но она работает». В числе самых красивых и отчаянных женщин этого года, столь богатого на красивых и отчаянных женщин, загадочная княгиня Евгения Шаховская. Дальняя родственница царя Николая II (но это не точно), но в первую очередь женщина, любящая жизнь и риск (это точно). В 1907 году она в возрасте восемнадцати лет уходит от своего мужа-князя и детей, чтобы присоединиться к кружку секс-гуру Распутина, в котором она носит костюм медсестры. Увидевшие ее мужчины действительно штабелями валятся в обморок либо налетают на дверные косяки и требуют реанимационных манипуляций. У нее короткие темные локоны, инфернальные брови и, самое главное, сверкающие глаза, пылающие черными точками на всех черно-белых фотографиях. Еще в Петербурге княгиня заинтересовалась авиацией, пресытившись участием в автогонках и стрельбой, которой владела мастерски. Вскоре она приехала в Берлин и 16 августа 1912 года получила в Йоханнистале немецкий диплом летчика, один из двухсот семидесяти четырех выданных в Германии к тому моменту, а заодно околдовала город и его мужчин своим бесстрашием (и жизнелюбием). Когда однажды во время полета взорвался бензобак и заглох двигатель, она сумела посадить огненный шар, недавно бывший самолетом, – невредимая, отделавшись парой ссадин на лице. Шаховская искала новых приключений. Она предложила свои услуги итальянской армии и вызвалась выполнять разведывательные полеты на итало-турецкой войне, но не вписалась в итальянские представления о женщинах, бытовавшие в 1913 году. Потом на аэродроме Йоханнисталя она влюбилась во Всеволода Михайловича Абрамовича, одессита двадцати трех лет, с короткими волосами и длинным именем, который был летчиком-испытателем в немецком филиале фирмы братьев Райт – «Flugmaschinen Wright». Абрамович, смелый, меланхоличный и молчаливый человек, был некоронованным королем среди авиаторов Йоханнисталя. Он летал в Санкт-Петербург на аэропланах собственной конструкции и стремился всё выше и выше в небо. Он установил два рекорда: поднялся на высоту 2100 метров, а также продержался в воздухе 46 минут и 57 секунд с четырьмя пассажирами. Что может случиться с таким непотопляемым человеком? Любовь.

Двадцать четвертого апреля, в 6:43 утра, Абрамович со своей возлюбленной, княгиней Евгенией Шаховской, садятся в ее аэроплан. Солнце только что встало. Начинается прекрасный, безветренный весенний день. Взлетать можно только при условии, что развернутый платок упадет ровно, не смятый ветром. И платок остается нетронутым. Вот он лежит у их ног.

Они целуются, и полет начинается. Они целуются снова, Абрамович передает возлюбленной штурвал биплана, гладит ей щеки, она на сотую долю секунды теряет концентрацию – и попадает в турбулентность пролетевшего над ней самолета. Аэроплан начинает раскачиваться, княгине не удается выровнять его положение, Абрамович пытается помочь, но они всё равно падают на землю. Зрители на аэродроме в ужасе наблюдают за их крушением. Чудовищный удар, люди с криками спешат к месту падения. Истекающий кровью Абрамович лежит среди обломков аэроплана. Его ранения окажутся смертельными. А княгиня и на этот раз отделалась парой ссадин. Но когда на следующий день она узнаёт о смерти возлюбленного, то пытается покончить с собой. Это единственное, что у нее не получилось в жизни.

Кстати, тот самолет, что пролетел над влюбленными и создал роковую турбулентность, принадлежал еще одной необычной женщине, которая наводила шороху на аэродроме в Йоханнистале – Амели Беезе, которая недавно вышла замуж и получила фамилию Бутар, как мы помним. Ее летное общество называлось «Ad astra». К звездам. В данном случае именно легендарному Всеволоду Абрамовичу пришлось убедиться в том, что летчик может попасть к звездам только «per aspera», то есть через крушение.

Двадцать пятого апреля молодой депутат Рейхстага Густав Штреземан основывает в Берлине «Картель производящих сословий», объединение центрального союза промышленности и союза коммерсантов среднего уровня. В берлинской прессе это объединение с первого же дня стали называть «картелем загребущих рук».

В тот же день 25 апреля Роза Люксембург публикует в издательстве «Vorwärts» свой боевой памфлет «Накопление капитала». И пусть кто-то скажет, что у Бога нет чувства юмора.

Тридцатого апреля в Мюнхене цензура по соображениям приличий запрещает постановку пьесы «Лулу» Франка Ведекинда. Против такого решения мюнхенского цензурного ведомства протестует его новый член Томас Манн.

Эгон Шиле, которому всего двадцать три года, по-прежнему страстно увлечен Валли Нойциль, своей рыжей подругой, которой исполнилось-таки восемнадцать. В начале мая они едут в городок Мария-Лаахам-Яуэрлинг и вместе регистрируются в книге записи постояльцев гостиницы «Белая роза». В книге Шиле быстро набрасывает карандашом свой знаменитый автопортрет. Ниже головы, там, где обычно находится тело, написано «Wally Neuzil». Тоже своего рода объяснение в любви. Вскоре, вернувшись в Вену, Шиле собственноручно заполняет регистрационный формуляр для Валли: его подпись подтверждает, что она теперь проживает на Фельдмюльгассе, 3, в тринадцатом округе. Ну да, она там зарегистрирована, а живет она, разумеется, у него, на Хитцингер-Хауптштрассе, 101, в его мастерской.