каждом цветке бациллы тифа. Но Валли устоит и под этой атакой. Когда адвокат второй жены Гопфа услышал о том, что следующая жена тоже лежит в больнице с симптомами отравления, он отправился в полицию. Четырнадцатого апреля Гопф арестован у себя дома. Полицейские застают его прямо на адской кухне – и вскоре судмедэксперты обнаруживают высокое содержание мышьяка в эксгумированных телах его отца, матери, первых двух жен и всех детей. Карла Гопфа приговаривают к смерти. Потому что он сам смертельно опасен. В день исполнения приговора он с проклятиями прогоняет священника и жалуется на то, что последний обед был подан остывшим. В тюрьме Франкфурт-Пройнгесхайм падает нож гильотины. Чик.

Тринадцатого апреля 1913 года Райнер Мария Рильке сидит за письменным столом в Париже на Рю Кампань. Разумеется, сегодня ему опять плохо. Он смотрится в карманное зеркальце, долго, очень долго. Сам пугается, как глубоки его глаза. Берет ручку, макает в чернильницу и пишет последние строки своего стихотворения «Нарцисс»: «Я сам тону в своем взгляде, и я готов подумать, что я смертельно опасен». На следующий день в Берлине было основано Немецкое общество спасения жизни, DLRG, занимающееся спасением людей на водах.

Девятнадцатого апреля 1913 года происходит страшное несчастье: Айседора Дункан, самая прославленная танцовщица своего времени, хочет немного отдохнуть в шезлонге (так мне представляется, по крайней мере) и отправляет няню с детьми поиграть в парк. И чтобы надели куртки, никаких разговоров, мама не хочет, чтобы дети простудились. Поцеловать обоих и всё, пока, au revoir! Поехали. Шофер приглашает садиться, но двигатель барахлит, и он выходит посмотреть, в чем дело. Проблема в том, что он забыл затянуть ручной тормоз. Машина катится под откос, пробивает решетку на набережной Сены, падает в воду, и уже не спасти почти трехлетнего Патрика, сына Дункан от американца Париса Зингера (наследника фирмы по производству швейных машин), и шестилетнюю Дейдре, дочь от Эдварда Гордона Крэга. В этот день жизнь Айседоры Дункан навсегда погрузилась в слезы.

Тем временем бежавшие из Вены Альма Малер и Оскар Кокошка добрались до Неаполя. Это единственный город, соответствующий их отношениям: переполненный, чувственный, хаотичный, всё на грани дозволенного. В один прекрасный день они садятся на паром и едут на Капри, остров мечты. К голубому гроту. К Максиму Горькому, к безумному Дифенбаху и его гарему. Они селятся на вилле «Монаконе», в странном доме, в котором всегда жили фантазеры и революционеры, как раз подходящее место. Они любят друг друга, гуляют по острову, срывают лимоны и лежат в траве, над ними кружат чайки. Кокошка, этот простой мужик, ест в портовых тавернах, потому что только там достаточно большие порции, а Альма танцует полуобнаженной на тропинках, пока красное солнце погружается в море. По ночам, когда Альма спит, он расписывает светлые стены фресками, чтобы удивить ее – дикие фантазии, сладкие сны, смелые цвета. Альма каждый раз счастлива, когда утром, в легкой ночной рубашке, вместе с голым и гордым Оскаром рассматривает плоды его ночной работы. Но в какой-то момент эта южная сказка закончилась, и им пришлось вернуться в венскую чертовщину. А рыбак Чиро Спадаро, хозяин дома, после отъезда странной пары из Австрии соскоблил все фрески и заново побелил стены. Чиро Спадаро не был большим поклонником экспрессионизма. Зато спустя несколько десятилетий один из сыновей Чиро Спада-ро, Антонио, станет любовником Моники, дочери Томаса Манна, которая тоже жила в этом доме с беленными стенами.

Пятилетняя Астрид Линдгрен играет в саду за родительским домом на хуторе Нес под Виммербю. «Там замечательно быть ребенком, там было и спокойствие, и свобода», – скажет она потом.

Мата Хари, легендарная танцовщица и куртизанка, в качестве шпионки немецких спецслужб даже в обнаженном виде будет носить вызывающе бесчувственное имя Н-21. А в апреле 1913 года она едет в Берлин. У нее за плечами великолепный период в Париже, а теперь она ищет новые поручения или новых любовников. На Унтер-ден-Линден она видит проезжающего мимо на коне кронпринца и влюбляется в него без памяти. Она отправляет ему официальное письмо, в котором просит у «его высокоблагородия» разрешения исполнить для него в Берлинском городском дворце яванские уличные и индусские храмовые танцы. То есть был почти создан Форум Гумбольдта[12]: культуры мира еще в 1913 году могли играючи познакомиться друг с другом! Но, к сожалению, просьба Маты Хари не была удовлетворена, и ей пришлось уехать с пустыми руками.

«Нет, так не пойдет», – сказал Игорь Стравинский, щуря глаза за толстыми стеклами очков. «Что не пойдет?» – спросил Габриэль Астрюк, гордо демонстрировавший Стравинскому роскошное новое здание Театра Елисейских полей, в котором только что завершились строительные работы. Стравинский пригладил рукой зачесанные назад, смазанные желатином волосы и проскрипел: «Оркестровая яма слишком мала, если вы ее не увеличите, то тут не получится устроить премьеру „Весны священной“, мне нужно место для восьмидесяти четырех музыкантов». У Астрюка перехватило дыхание, он попробовал спорить, сказал, что эту железобетонную конструкцию только на днях закончили и в ней есть место для восьмидесяти музыкантов, но Стравинскому было всё равно. Ему было нужно место для восьмидесяти четырех музыкантов. И вот в тот же день рабочих вернули в театр, застучали отбойные молотки, зажглись газовые горелки, чтобы сделать невозможное – дать место восьмидесяти четырем музыкантам в слишком тесной оркестровой яме. Оглушительный шум заполнил огромный зрительный зал. До премьеры, запланированной на 29 мая, оставался всего месяц, и нервы Стравинского и Астрюка были на пределе.

Двадцатого апреля гренландская экспедиция Альфреда Вегенера выходит из базового лагеря на леднике Сторстроммен и отправляется в путь через остров. По-прежнему метет метель. Но четыре исследователя всё равно грузят свою лабораторию и провиант на оставшихся четырех исландских лошадок – остальные к этому моменту либо сбежали, либо были убиты во время зимовки. Собака с лаем бегает вокруг маленького каравана, который мужественно пробирается на запад через льды протяженностью 1200 километров. Седьмого мая они достигают края высокогорных льдов. Замерзший, смертельно уставший и в то же время воодушевленный великий полярный исследователь Альфред Вегенер у себя в палатке превращается в большого поэта: «Мы пришли в огромную, белую пустыню посреди самой абсолютной, самой безжизненной пустыни, что носит на себе земля, – записал он в дневнике – Подобно морскому простору расстилалась перед нами белая равнина, почти ровным кругом касаясь неба. Расщелины, пробитые во льду ветром, идут по снежной поверхности бесконечными рядами, как морские валы. Длинные гибкие сани танцевали на них, как быстрые парусники на волнах. Есть только синее небо и