«Взоры всех обращаются на Россию, — продолжал Чернышев, — это единственная держава, которая одна еще может не только не подчиниться тому рабству, от которого страдает остальная Европа, по даже положить предел тому разрушительному потоку…»

В этой ситуации Чернышев рекомендовал любой ценой заключить мир с турками. ((Эта жертва, — объяснял он, — будет с избытком вознаграждена всеми выгодами, которые произойдут от грозного и внушительного положения, которое может тогда занять Россия, заставив уважать свою волю в мирное время, а в случае разрыва с Францией приобретая неоценимое преимущество — предупредить своего врага».

В мае 1812 г. в Бухаресте был подписан русско-турецкий мирный договор, положивший конец войне, затянувшейся с 1806 г. Стремясь развязать себе руки для предстоящей борьбы с Наполеоном, русское правительство, проявляя разумную уступчивость, согласилось очистить Молдавию и Валахию, уже несколько лет запятые русскими войсками. Оно ограничилось лишь приобретением Бессарабии. Возвращены были Турции частично и области, завоеванные в Закавказье, а также г. Анапа на Черном море.

В своих корреспонденциях Чернышев давал и оценку высшему военному руководству Франции — маршалов империи. Вот отрывки двух из таких портретов:

«Удино, герцог Реджио. Отмечен во всей французской армии, как обладающий наиболее блестящей храбростью и личным мужеством, наиболее способный про-извести порыв и породить энтузиазм в войсках, которые будут под его началом. Из всех маршалов Франции он один может быть употреблен с наибольшим успехом в тех случаях, когда нужно выполнить поручение, требующее точности и неустрашимости… Его отличительные черты — это здравый смысл, большая откровенность, честность; друзья и недруги — все единогласно отдают ему в этом должное…»

«Лефевр, герцог Данцигский. Маршал Испании и сенатор. Не получил никакого воспитания; будучи глубоко невежественным человеком, имеет за собою только большой опыт, много мужества и неустрашимости. Неспособный действовать самостоятельно, он может, однако, успешно выполнять те операции, которые ему будут указаны. Маршалу Лефевру от 55 до 60 лет, но он еще очень свеж и очень крепкого здоровья».

Чернышеву удалось предугадать основные контуры стратегического замысла Наполеона, который окончательно был сформулирован французским императором только в мае — июне 1812 г. 8 (20) февраля он доложил в Петербург: «Война неотвратима и не замедлит разразиться» (Отечественная война 1812 г. Материалы ВУА. Т. XL С. 67).

31 декабря 1811 г. он написал военному министру, что французский император поведет наступление тремя группами корпусов, то есть в трех стратегических направлениях. Не ошибся Чернышев и в определении направления главного удара французских войск, связав его с будущим местоположением штаб-квартиры Наполеона. Невозможно окончательно утверждать, докладывал он, 8 февраля 1812 г., куда направится Наполеон — в Варшаву или в Данциг. «Различные сведения, — вместе с тем продолжал Чернышев, — позволяют предположить, что главный удар будет нанесен именно из последнего пункта». Правильное предвидение — главный удар по русским войскам наносился именно левым крылом французской группировки под началом самого Наполеона. Передаваемые Чернышевым данные позволяли судить о численном составе первого эшелона Великой армии Наполеона — 350–400 тысяч человек, по состоянию на 15 марта 1812 г. К моменту вторжения в Россию первый эшелон насчитывал 448 тысяч человек. Раскрыл Чернышев и намерение Наполеона выиграть войну в ходе одной кампании, начав с разгрома противника уже в ходе пограничных сражений.

Всего с августа 1810 г. по февраль 1812-го только в адрес военного министра Чернышев направил 11 донесений общим объемом 370 листов.

Уже весной 1811 г. Чернышев почувствовал повышенный интерес со стороны французской полиции к своей персоне. 9 апреля в письме к Александру I он отметил, «что со времени моего возвращения в эту столицу; несмотря на всю вежливость и предупредительность в отношении компе со стороны всех окружающих Наполеона, за мной гораздо больше следят теперь, чем прежде» (Сборник императорского русского исторического общества. Т. 21. СПб., 1905. С. 65).

Министр полиции Савари герцог Ровиго не без основания опасался излишне любопытного и чрезвычайно энергичного молодого русского флигель-адъютанта. В одной из бесед с графом Нессельроде в апреле 1811 г. он передал для Чернышева следующее пожелание, прозвучавшее как приказ; «…перестать писать дипломатические депеши и предоставить это посланнику и миссии, стараться веселиться здесь… и чтобы это было… единственным занятием» (там же. С. 91).

Вокруг Чернышева была соткана целая шпионская сеть. Полицейские ищейки под руководством префекта Паскье докладывали о каждом шаге русского полковника министру полиции Савари и министру внешних сношений герцогу Бассано. В здании, где проживал Чернышев, был поселен сотрудник полиции, который с первых же дней попытался подкупить слуг полковника, предложив им большие деньги за то, «чтобы они ежедневно письменно докладывали ему, где бывает их хозяин и что делает, оставаясь дома».

Одновременно были предприняты меры по предотвращению утечки секретной информации. Так, в военное министерство поступил подписанный Наполеоном грозный циркуляр следующего содержания: «Министр полиции меня информирует, что краткая ведомость о дислокации войск империи — та, что направляется посольством каждые три месяца, — оказывается у русских, как только она вы-ходит в свет. Эта ведомость дошла даже до их войск и штабов. Горе тому, кто виновен в этом презренном предательстве, я смогу навести порядок, разоблачить преступника и заставить его понести наказание, которое он заслуживает» (Отечественная война 1812 г. Материалы ВУА. Т. VII. СПб., 1907. С. 34).

«Циркуляр, — по словам Чернышева, — посеял такой ужас среди сотрудников, что первым их побуждением было прекратить всякие сношения со мной». Ему пришлось употребить все свое влияние, чтобы не потерять негласную агентуру.

Приближался роковой 1812 год, а Чернышев все еще находился в Париже. Сознавая, что его деятельность становится все более подозрительной в глазах французского правительства и желая быть в первых рядах защитников своей родины, он выразил настойчивое желание быть отозванным в Россию. 31 декабря 1811 г. Чернышев пишет государственному канцлеру графу Н.П. Румянцеву; «Мною руководит не желание избегнуть захвата моих бумаг, может быть даже лишение свободы со всеми прискорбными обстоятельствами, могущими из сего проистекатъ; но я буду считать истинным для себя несчастьем, если я буду задержан 6 Париже в такое время, когда новое положение дел представило бы мне случай служить Императору согласно моим желаниям и на поприще мне свойственном. Хотя это несчастье не зависело бы от моей воли, но я крайне буду огорчен, если не буду немедленно па своем месте, лишь только война призовет всех военных к исполнению своего долга». Избавление пришло неожиданно от самого Наполеона, который принял решение отправить Чернышева с письмом к Александру. После короткой аудиенции у Наполеона, состоявшейся 13 февраля 1812 г., он выехал в Санкт-Петербург.