ней много правил. О некоторых ты со временем догадаешься и без моих указаний. Так будет даже лучше — то, до чего мы дошли своим умом, усваивается накрепко. Чтобы ни случилось, не тревожься и помни: пока мы не нарушаем правила, с нами не случится ничего по-настоящему плохого.

— Смотря что считать по-настоящему плохим, — возразила Наёмница и устало положила голову на колени. — Я не могу поверить в происходящее. Я словно во сне. Все очень странно.

— Разве тебе не нравится происходящее?

Наёмница подняла голову и долго всматривалась в густеющую темноту — солнце снаружи почти село.

— Не знаю, — честно призналась она. — Прежде я никак не оценивала события моей жизни, так нечего и начинать. Разве это важно? Ничего-то мои раздумья не поменяют.

— Да, но все изменения, прежде чем воплотиться в реальность, сначала зарождаются в мыслях.

— Не говори мне таких вещей, я все равно не понимаю. Что будем делать?

— Ждать рассвета, наверное, — Вогт лег на солому и закрыл глаза. — Поговори со мной, — мягко попросил он.

Его мягкий голос обволакивал в темноте, как одеяло. Глаза Наёмницы закрылись. Она не знала, как можно успокоиться в такой ситуации, и тем не менее вдруг успокоилась.

— Я не хочу разговаривать.

— Пожалуйста.

Она фыркнула:

— Зачем?

Глаза Вогта сверкнули в темноте.

— Я многое понимаю в тебе, но почти ничего о тебе не знаю.

— Ну и что? Я тоже почти ничего о тебе не знаю.

— Тогда я тебе расскажу… Я был воспитан в обители. Мои настоящие родители мне неизвестны. Моего приемного отца звали Ветелий. Он был основателем Ордена и самым добрым человеком, какого я только знал… Когда мне исполнилось десять лет, он рассказал мне, как нашел меня. Однажды он покинул пределы обители, отправившись в одно из тех путешествий, в которых он разыскивал наших новых братьев…

— Вербовка, — пробормотала Наёмница. — Вот не могут умалишенные тихонько сидеть в своем гнезде. Нет, им надо тащить других.

— Был чудесный солнечный день…

— Разумеется, в какой еще день такое чудо, как ты, могло быть найдено, — глумливо заметила Наёмница.

— Пересекая цветущий луг, Ветелий увидел младенца, лежащего в траве. От кожи и волос младенца исходило сияние, и Ветелий подумал…

— «С таким ребенком можно поберечь деньги и не покупать свечей».

— Нет, — не согласился Вогт. — Он подумал: «Откуда здесь это странное дитя, словно принесенное из иного, высшего мира?»

— Он просто еще не успел унюхать твои пеленки, — возразила Наёмница.

— Он поднял меня на руки, так как его благородное сердце не позволяло ему оставить ребенка в беде. Поблизости он обнаружил несколько людей, распростертых на земле. На их теле не было ни единой раны, они казались спящими — и все же были мертвы. Словно магические стрелы из сверкающего света поразили их сердца, не поранив кожи…

Наёмница тяжело вздохнула.

— К делу, Вогт, — во второй раз назвать его по имени уже казалось привычным делом.

— Никто из них не походил на моих родителей, скорее, они походили на… разбойников, — Вогт выдержал паузу. — Я долго размышлял, что могло с ними случиться. И понял, — он снова драматически замолчал.

— Что понял? — спросила Наёмница, когда отчаялась дождаться продолжения.

— Правду.

— Какую правду?

— Всю.

— Не кривляйся. В рыло двину.

— Ну, я понял, что я действительно оттуда, — многозначительно объяснил Вогт.

— Из высшего мира? — протянула Наёмница.

— Нет. Да. Из Страны Прозрачных Листьев.

— Ага… — медленно кивнула Наёмница. — Как же тебя занесло в нашу кучу дерьма, бедняжечка?

— Высшие силы принесли меня, — доверительно сообщил Вогт. — Какие-то боги. Возможно, я даже сам — бог.

— Ага, конечно, — усмехнулась Наёмница. — От тебя прямо несет божественностью.

— Да нет же, — сказал Вогт. — Я серьезно. Я чувствую на себе высшее благословение. А также ответственность. Они принесли меня в этот мир и охраняли вплоть до того момента, пока Ветелий не обеспечил мою безопасность. Все это определенно было сделано с какой-то целью.

— И что это за цель? — прохладно осведомилась Наёмница, отчего-то рассердившись.

— Я спрашивал себя об этом. Просыпаясь и засыпая. Каждый день. Каждую ночь. Однажды мне приснился сон. Я увидел человека, утопающего в черной воде. Эта вода была не настоящая вода. Она тянула человека вниз. Как бы он ни стремился вырваться, он не мог, погружаясь все глубже во тьму. Проснувшись, я догадался, что должен разыскать этого человека, ибо он тот, кто наиболее достоин спасения. И мне следует поспешить, чтобы успеть до того, как он утонет.

— Невероятно, — хмуро прокомментировала Наёмница.

— Однако я не знал, как это осуществить. Внешний мир огромен, а мне предстояло отыскать в нем одного-единственного маленького человека. Вскоре после того, как мне явился этот сон, Орден погиб. Больше ничто не держало меня на месте, и тогда я понял: «Пора». В это мгновенье ветер подхватил меня и понес с огромной скоростью. Ты можешь это представить?

— Уж будь уверен: даже не пытаюсь.

— Не знаю, сколько это продолжалось — мой завороженный разум забыл о времени. Стоило ветру опустить меня на землю, как страшные люди с оружием схватили меня и швырнули в пещеру. Лежа на ледяной жесткой поверхности, так не похожей на мою уютную кровать в обители, я задался вопросом, как же мне удастся выполнить свое предназначение. И вдруг различил усталое дыхание поблизости, которое я уже слышал однажды — в своем сне, едва различая сквозь плеск воды.

— Кто же это дышал? — спросила Наёмница.

— Ты, конечно!

— Ха, — произнесла Наёмница. — Ну… да.

— Видишь. Ты считала, что до тебя никому нет дела. Но сами высшие силы позаботились о тебе, отправив меня тебе во спасение! Ты… ты мне веришь?

— Разумеется, нет, — заявила Наёмница. — Мне легче поверить, что быки летают. Зачем меня спасать? Во мне нет ничего особенного, я — как все.

— Нет, — горячо возразил Вогт. — Ты совсем-совсем особенная, потому что ты умеешь то, что никто здесь не умеет.

Наёмница пожала плечами и запрокинула голову, ощутив затылком влажность и холод стены. Разговор о ней самой начинал тяготить ее. Она не была такой дурой, чтобы поверить в собственную значимость. Даже если какая-то ее часть отчаянно мечтала об этом.

— Сменим тему.

— Тогда я могу рассказать тебе об обители.

— Не бог весть как интересно. Но ладно уж.

— Просыпались мы очень рано, до рассвета, потому что поздний сон ведет к притуплению ума. После умывания, до завтрака, у нас следовала пара утренних безмолвных часов.

— И что вы делали в эти безмозглые часы? — спросила Наёмница.

— Покинув свои кельи, мы молча встречали рассвет, и наши души взмывали к поднимающемуся солнцу.

— Вам больше заняться было нечем? — спросила Наёмница.