— Я Настина мама. Меня Ирой зовут, — резко проговорила она, будто выплюнула. — А вы, стало быть, и есть тот самый Олег?

— Да. Стало быть, тот самый и есть, — миролюбиво улыбнулся он ей.

— Что ж, очень приятно. Хотя момент, сами понимаете, у нас тут не совсем приятный для знакомства выпал. Видите, горе какое. Катюша разбилась. Они с Настей с детства дружили. Катюша была дочкой моей близкой подруги, и вся наша семья принимала в ее судьбе участие.

— Да. Я уже понял, — печально кивнул Олег.

— А с вами мы потом, стало быть, будем определяться в отношениях. Сейчас надо похоронами заниматься, девочку как-то пристраивать. Я ума не приложу — как.

После материнских слов Настя заплакала еще горше, обхватила руками ее талию, ткнулась лицом в живот. Ира вздохнула, сложила руки у дочери на плечах и, глядя на Олега, чуть пожала плечами — смотрите, мол, сами, что у нас тут происходит.

— Да. Я все понимаю. Вы можете рассчитывать на мою помощь, Ира.

Ему даже самому понравилось, как хорошо он это сейчас произнес. Как твердо, по-мужски.

— Спасибо, Олег. Нам ваша помощь будет кстати. Хотя я уже начала самостоятельно действовать. Кому-то же надо, правда? Справку медицинскую получила, похоронщиков наняла. Сейчас, знаете, все это специальные фирмы делают, прямо «под ключ». Завтра уже прощание состоится. Мам, у тебя валерьянки нет? — обратилась Ира озабоченно к вошедшей на кухню Екатерине Васильевне. — Или пустырника? Настьке надо дать.

А потом завертелось все как-то быстро и по-деловому, и Олег все время был будто при деле — некогда вздохнуть. Поручили ему встретить на вокзале Катину сестру Наталью, и он успел к самому поезду. Стоял на перроне, всматривался напряженно в лица женщин, выходящих из вагона. Натальей оказалась строгая дама лет пятидесяти, с вытянутым постным лошадиным лицом, в черной шляпке с вуалью. Надо полагать, с траурной. Шляпка эта смотрелась на ней так, как бы смотрелись, например, стразы на телогрейке шпалоукладчицы, то есть совершенно нелепо. Некоторым женщинам черные шляпки с вуалями противопоказаны абсолютно категорически и вместо законного траурного сочувствия вызывают лишь грустное недоумение. Так и хочется пожать плечами: «Зачем ты ее, глупая тетка, нацепила?»

Не ответив на приветствие и окинув Олега злым взглядом, чуть рассеянным сквозь густую сетку вуали, Наталья сунула ему в руки дорожную сумку, зашагала впереди генералом, печатая шаг. Фигура у нее была точно генеральская — талия и бедра в одну линию, плечи широченные, шея короткая. Олег поплелся за ней, словно жалкий носильщик, волоча за собой тяжеленную сумку. Чего она туда напихала, интересно? Приехала от силы на три дня, сестру похоронить. Еще и не поздоровалась, главное.

Лишь в такси изволила заговорить:

— А вы Кате кем приходитесь? Вернее, приходились? Я так полагаю, близким другом?

— Нет. Я близкий друг ее подруги.

— Насти, что ли? Иркиной дочери?

— Да. Насти.

— Хм… — оглядела она его критически. — Что за мода теперь у девчонок пошла — со старыми мужиками шашни заводить?… Вот и Катя — родила неизвестно от кого. Девчонка-то хоть нормальная?

— Это вы про Лизу? В каком смысле — нормальная? — опешил Олег не столько от сомнений в Лизиной нормальности, сколько от «старого мужика».

— Да в самом прямом смысле! Отклонений у нее никаких нет? Умственных, физических?

— Я не знаю… Нет, вроде бы нет…

— Ладно. Сама посмотрю. Если девчонка в нашу, то есть в моего отца породу пошла, то нормальная, значит. А если в Катькину мать… Ой, такая свиристелка эта Оля была! И Катька вся в нее. Тоже же наглая да рыжая… Хотя чего это я, прости господи? О покойниках плохо не говорят. Жалко девчонку, конечно. Молоденькая совсем.

Она сжала в гузку подкрашенные бледной помадой губы, покачала головой, придержав ладонью свою дурацкую шляпку. Видимо, решив, что положенная для проявления личной скорби минута закончилась, пробубнила сердито:

— А мне тут по телефону Ира расписала, что девочка распрекрасная. Ей-то что, ей лишь бы с рук спихнуть!

— Но ведь она Лизе не родственница, — пожал плечами Олег, робко улыбаясь. — И в этом вопросе лицо не так чтобы очень заинтересованное. Вы же ребенку теткой приходитесь?

— И что? Какая я ей, если разобраться, тетка? Седьмая вода на киселе! Нет, я не отказываюсь, конечно, я свой долг выполню… Но вы посудите сами — кругом я крайняя получаюсь! Отец меня бросил, к Катиной матери из семьи ушел. У меня, может, из-за этого личная жизнь не сложилась! Из-за переживаний! Теперь я же еще и Катиного ребенка растить должна?

Она снова замолчала, скукожилась сердито, будто спряталась от него под черной вуалькой, потом вообще отвернулась к окну. Через пять минут, решив видимо, что уже достаточно выпустила свою обиду в пространство, пробормотала миролюбиво:

— Ладно, чего это я на вас напала?… Вы человек вообще посторонний, с боку припеку. Сегодня за Настькой ухлестываете, а завтра глядишь — пшик! — и нету вас. А что, в вашем городе, я смотрю, тоже погоды нет? Ну и июнь нынче выпал, чистый октябрь…

— С понедельника тепло обещают, — с удовольствием подхватил спасительную погодную тему Олег. — Говорят, сразу жара начнется. С дождями и грозами. Ну вот, мы уже и приехали.

— А девочке сказали, что мать умерла? — будто спохватилась вопросом Наталья, выходя из машины и придерживая за поля свою нелепую шляпу.

— Нет. Не сказали.

— Ага. Хорошо. Не надо пока ребенка травмировать. Ну, куда идти? Показывайте.

Заплаканное Настино лицо тут же возникло в дверном проеме, как только они позвонили в дверь. Настя тревожно рассматривала Наталью и очнулась лишь, когда за спиной прозвучал Ирин голос:

— Ну что же ты, Настя?… Что ты застыла в дверях? Дай человеку войти…

Оттеснив Настю в сторону, Ира скорбно улыбнулась Наталье, пригласила войти в комнату. Пока Наталья осматривалась, Настя прошептала Олегу на ухо:

— Слушай, она мне не нравится. У нее лицо как наждачная бумага. И глаза злющие. Лизке с ней плохо будет.

— Насть, прекрати, — прошептал Олег в ответ. — По крайней мере, ей там лучше будет, чем в детском доме.

— Что?! В каком детском доме? — захлюпала Настя мокрыми ресницами. — Ты что, Олег? Ни в какой детский дом я Лизку не отдам. Лиза, ты где? — громко позвала она девочку и бросилась опрометью на кухню.

Лиза сама уже неслась ей навстречу, прыгнула на ходу, уцепилась за шею, оплела ногами тонкую талию. Вслед за ней заполошно выскочила из кухни Дарья Васильевна:

— Лиза! Чего ты выскочила из-за стола? Мы ж обедаем с тобой!

— Не надо, бабушка. Не трогай ее. Я сама ее накормлю, — замотала головой Настя, крепко прижимая ребенка к себе.

На шум вышли из комнаты Ира с Натальей, обе с улыбками. Наталья держала в руках розовую коробку с Барби, помахивала ею призывно перед Лизиным личиком.