Вроде как у меня вышло. По крайней мере цыганку видеть он перестал, но вот кого увидел в итоге, — ещё большой вопрос. Явно не меня. Может быть оно и неважно, раз увиденное ему так понравилось?

Правду говорят, что мужики — это сплошная головная боль. Я вот и счастлива, что так смотрит, и, в то же время, крайне недовольна собой.

Даже несмотря на насмешки и брезгливые косые взгляды, в деревне я всегда гордилась тем, кто я есть.

В самом деле, мне было всё равно, что они там обо мне надумают. Тем более, люди так устроены, что сегодня они думают эдак, а завтра уже совершенно иначе.

Бывало, когда нужно было к матери моей обратиться, меня чуть ли не вылизывали, конфетой даже угостить могли, а после, уж когда не нужна мамку звать, и косо зыркнуть могли, и пройти мимо с усмешкой.

Да чего далеко ходить?! Вальку-то, вон, все как обожали! Любимица деревенская, почитай начальница! А стоило ей в столицу перебраться, судачить начали: мол, куда, горемычная, на столицу замахнулась, лучше бы клетки вместе со мной чистить шла, раз с поста вышибли. Оно все приличнее, чем то, к чему в столице молодых девок склоняют. Моё заступничество, что она им всем ещё покажет, и вообще, отца найдёт, восприняли со смехом. Тем более, мать Валькину в деревне вдовой считают. Сами придумали, — сами поверили.

Мать Валькина, тётя Ира, наслушавшись несправедливых сплетен о дочери, по вечерам слёзы лила, ровно до той поры, пока в райцентр не наведалась, да телефон не купила. Я её жалела. Каждый вечер после работы проведывала, да и не уходила, пока ту в сон клонить не начнёт. Вот вечер не придёшь, наутро встретишь, — глаза с мешками, как у Ритки-забулдыги нашей, только вот, по причине другой.

А прекратилось всё враз. Из-за Серёги.

Тот тётю Иру и пожурить, и успокоить умудрился, заверив, что Валька под присмотром. Она к нему и прониклась с первого взгляда, окончательно уверившись, что подруга моя под надёжным присмотром.

Да, рожей и габаритами Серёга внушает. Надёжный такой, как шкаф из лиственницы. Ещё и красивый. А мне у него глаза нравятся: каре-зелёные, добрые и выразительные, с пушистыми такими ресницами!

Кстати, о пушистых ресницах! Чего-то вдруг Лев перед глазами возник.

Вот кого я с первого взгляда целиком и полностью зауважала! Ни грамма фальши в нём, и целей своих не скрывает. На редкость настоящий и искренний, хоть при этом и способен любую ситуацию в свою пользу вывернуть. Судьбинушке бы его качества, эту хватку и решительность. Мягкий он, хоть и умом не обделён. Мой только и способен, что баб своим лицом привлекать. Вот Льва природа ничем не обделила. Людей его надёжность в совокупности с честным красивым лицом подкупает, а ещё он щедрый! Никто мне ручку так щедро до него не золотил!

Я даже было подумала, что мы с ним одного поля ягоды. В смысле, что лицемерие — это не про нас с ним, но ошиблась.

Насчёт себя ошиблась.

Мне так захотелось скорее понравиться Судьбинушке, что я поступилась самым дорогим для меня.

Про таких, как мой Судьбинушка, бабы говорят: «Сладкий мальчик». Он уже не так юн, но до седин будет выглядеть моложаво, а ещё и одеться умудряется так, что глаз не отвести. Знает, что к чему подобрать. Вроде бы одежда одеждой, а-нет! Пара деталей, и он будто актёр из телевизора светится!

Чего от себя таить: такой вкусный мужик, да с таким характером, всегда будет нарасхват, даже с пустым кошельком и в рубахе с чужого плеча. Рубаху снять да переодеть можно, а красивых детей все бабы хотят. Сложно находиться рядом и удержаться, чтобы не потискать такое чудо. Мириться с этим я не намерена, пусть и знаю, что легче пчёл от пролитого мёда отгонять.

Это ж всю жизнь настороже?!

И за что меня судьба такой «радостью» наградила?

Смотрю на своего…

Эх, быть бы мне такой, как Валька… Она во всех видит только то, чего принять готова. Я б тогда на суженого любовалась, да от счастья прыгала, что именно мне такой видный перепал! Но, нет… я, в отличие от подруги, вижу всех целиком, да с говнецом…

Судьбинушку по-хорошему бы в охапку, да в деревню нашу свезти, где засматриваться кроме Ритки-забулдыги не на кого. За эти дни я прочувствовала, насколько бабы здешние ушлые, — и чужим не побрезгуют! А мой, бабник, виды видавший — мягкий и, судя по всему, совсем безотказный. Сейчас-то припугнула, боится, а что потом, когда смекнёт?

Никогда жизнь не планировала, да и дум в моей голове столько не бывало, а теперь чую, что вот-вот треснет от натуги… Ну не по мне это, только, видать, придётся покумекать, как следует, ведь тяжко будет, пока до Судьбинушки дойдёт, что я получше всех баб вместе взятых буду! Я ведь в отличие от остальных, к нему со всей душою открытой!

А насчёт переломного момента в жизни, я нисколько не слукавила. Доля моя быть той, кто его на нужную дорогу выведет. Как мамка говорит: у меня судьба редкая, — мужику своему путь освещать. Я ж от её этих слов гордилась, а теперь даже не знаю… вон, если бы мне тот же Лев в суженые достался, то я светильником точно не подрабатывала бы.

К тому же обидно, когда твой единственный нос воротит вместо того, чтобы влюбиться как положено, с первого взгляда. И тут ему подсветить приходится. Вроде я со своей задачей вчера спра…

— Моди, ау! — перед глазами летает ладонь Степана. — Не проснулась, что ли, ещё?! — смешливый добрый голос окончательно вырывает из раздумий.

— А? Чего не так? — дёргаюсь и кофий который, оказывается, я до сих пор держала, чуть не выплёскивается на кровать, но Степан вовремя фиксирует мою руку и мягко, без намёка на укор, улыбается.

Зараза его подери… вот знаю, что он со всеми бабами так: с заботой и уважением, а кажется, что только ко мне… Так и хочется забыть обо всём и обмануться. Но, пока, выходит, обманываю я, — прямо со вчерашнего вечера.

Сижу, держу огромную белую чашку с нарисованным ежом под ёлочкой и строю из себя столичную скромницу. Даже благодарно улыбаюсь, чтобы Степану было приятно, а ведь я, кофий этот, на дух не переношу! Хлеще всего, что говорила же ему пару раз об этом, а он, бишь, не привыкла ещё, не распробовала, — пей! Не вслух, но точно так думает,