Из беседы с Мэнсоном мы поняли, что бесчеловечные убийства, совершенные в Лос-Анджелесе его поклонни­ками, случились не благодаря его гипнотизирующей власти над ними (которой он реально обладал). Они произошли, когда эта власть стала ослабевать. Почувствовав это, приближенные, в первую очередь его правая рука, Чарльз «Текс» Уотсон, принялись руководить группировкой самостоятельно. Когда Мэнсон осознал, что его подручные при­няли его предсказания социального беспорядка всерьез и зверски убили беременную красавицу-кинозвезду Шэрон Тэйт и четверых ее гостей, ему не осталось ничего другого, как восстановить свой пошатнувшийся авторитет. Через два дня с его благословения группировка совершила еще один грабеж с убийством хозяев дома. Сам Мэнсон уча­стия в нем не принимал.

Впоследствии наши выводы из беседы с Мэнсоном использовались ФБР в противодействии сектам под руко­водством авторитарных и харизматичных лидеров, в частности, таким, как «Храм народов» Джима Джонса, «Ветвь Давидова» Дэвида Кореша и «Свободные ополченцы» из штата Монтана. Результаты этой работы не всегда соот­ветствовали желаемым, но для прогнозирования поведения противника важно понимать его психологические осо­бенности.

Опыт общения с убийцами вроде Артура Бремера и Джеймса Эрла Рэя научил меня тому, что долгие присталь­ные взгляды слишком беспокоят их и заставляют замыкаться в себе. Бремер научил нас, что, по сравнению с са­мим актом убийства, его жертва не слишком важна. Он подбирался к президенту Ричарду Никсону, но понял, что приблизиться вплотную будет слишком сложно, и переключил внимание на кандидата на президентский пост, гу­бернатора Алабамы Джорджа Уоллеса. 15 мая 1972 года Бремер совершил покушение, в результате которого Уол­лес остался парализованным на всю жизнь. От общения с Рэем пользы было немного. Он настолько увяз в своих параноидальных фантазиях, что отказывался от своего признания вины в убийстве Мартина Лютера Кинга и утвер­ждал, что является лишь невольным соучастником сложного заговора с целью ликвидации легендарного лидера движения за гражданские права.

Не буду лукавить: любая подобная беседа с заключенным начинается с взаимного подхалимажа. Я стараюсь очаровать собеседника и заставить его поверить в то, что моя единственная задача - помочь ему выйти на свобо­ду. Он старается склонить меня к мысли, что достоин освобождения. Обычно проходит немало времени, прежде чем стороны отходят от своих изначальных позиций и постепенно раскрывают друг перед другом свои истинные намерения. В данном случае я выступал в роли человека, который появился, чтобы помочь ему разобраться в сво­их мыслях и подготовиться к великому дню условно-досрочного освобождения. С моей стороны это было не так уж и нечестно. Эта встреча требовала от меня полной непредвзятости, чтобы обнаружить некий рычаг в его сознании, который заставит его рассказать о самых сокровенных мыслях и фантазиях.

Первые два часа были посвящены разговорам о том о сем. Это необходимо, чтобы беседа стала непринуж­денной, а преступник забыл об условиях, в которых она проходит, и понизил уровень внутренних запретов. Для пу­щей доверительности я немного рассказал о себе и о своем прошлом сотрудника правоохранительных органов. Я расспросил Макгоуэна об обстановке в тюрьме и о том, как он проводит время своего заключения. Мне показалось интересным, что осужденный крайне редко покидал пределы своего корпуса. По его словам, на главном тюремном дворе он чувствовал себя не в своей тарелке. Это было похоже на его жизнь до заключения: в школе, где Джозеф управлял ситуацией, ему было значительно комфортнее, чем в общении с более широкими кругами общества, где мужчина ощущал себя социально неловким и незащищенным.

Спустя несколько лет я ознакомился с копией письма Макгоуэна одной женщине, с которой он состоял в пере­писке. В нем отмечается, что я не вел записей, хорошо помнил детали его досье и сумел добиться его расположе­ния. Моей целью было направить разговор в нужное мне русло. В своем письме Макгоуэн «поблагодарил» меня за то, что внимательно прислушивался к его словам, не прибегая к вопроснику, как обычно делали другие представи­тели комиссии по вопросам условно-досрочного освобождения. В этом он был прав. Я пришел туда, чтобы послу­шать, что скажет убийца, и заставить его раскрыть свое подлинное «я». Это было моей единственной задачей.

Постепенно я подводил наш разговор к преступлению как таковому. Я старался выглядеть как можно менее осуждающим. И вовсе не для того, чтобы произвести на Макгоуэна впечатление человека, оправдывающего соде­янное им. Я лишь старался быть максимально объективным, чтобы мы могли воссоздать его мыслительные про­цессы того периода. За многие годы он дал столько различных ответов психиатрам и психологам, что я просто хо­тел понять, смогу ли заставить его рассказать эту историю без малейших прикрас.

У меня получилось это сделать. Я воссоздал происшедшее в духе передачи «Это твоя жизнь». Некоторые из читателей, безусловно, слишком молоды, чтобы помнить это телевизионное реалити-шоу 50-х годов прошлого века. Ведущий Ральф Эдвардс заманивал в студию какую-нибудь знаменитость при помощи друзей и родственников и заставлял рассказать историю своей жизни. Это повествование перемежалось воспоминаниями знавших его или ее людей. Подводя Макгоуэна к событиям того вечера пасхального четверга в 1973 году, я попросил его рассказать мне о себе.

Я знал, что в школе он имел репутацию человека замкнутого и лишенного чувства юмора. Мне также было из­вестно, что приблизительно в тот же период Макгоуэн был помолвлен, но помолвка по каким-то причинам расстрои­лась. И если ему отказала женщина, то это безусловно стало дополнительно провоцирующим стресс-факгором.

У Боба Каррильо сложилось впечатление, что при всей внешней закрытости внутри Макгоуэна «копилось огромное количество эмоций». Он никогда не упоминал о расстроившейся помолвке, да и девушка была Каррильо совершенно неизвестна.

«Я как-то встретил его с его девушкой, - сказал Джек Мескино. - Боже мой, это было милейшее, очарователь­нейшее создание. Рядом с ним она выглядела совсем миниатюрной». Может быть, его матери она представлялась некой угрозой? Хотя Мескино и знал о том, что помолвка расстроилась, причина оставалась неизвестной, а сам Джозеф никогда об этом не заговаривал.

Группа коллег Макгоуэна отправилась на пасхальные каникулы в путешествие по Карибским островам, но его не пригласили.

Я спросил Мескино, что могло бы произойти, если бы Джозефа попросили присоединиться. Он сказал, что та­кое вряд ли было бы возможным.

Но почему? Мескино сказал, что причина была в его несобранности и неспособности усвоить все нужные дого­воренности. От парня, который в таком возрасте все еще живет с мамой и бабушкой, этого вполне следовало ожи­дать. И то, что его не пригласили, наверняка добавило Макгоуэну разочарованности жизнью, которую он вынужден вести.

Примерно через два часа после начала нашей беседы я сказал:

- Мне нужно, чтобы вы своими словами описали то, что было двадцать пять лет назад. Как происходило то, из- за чего вы оказались здесь? - Я специально избегал таких эмоционально заряженных слов, как «убийство» или «изнасилование», и не называл Джоан его «жертвой» или «ребенком». - Эта девочка, Джоан, - вы были знакомы с ней?