— Вот теперь услышат! — с триумфом подхватил доцент Вишневский. — Это совсем свежая информация, страшно романтическая история, в которую никто не верил. Один я. И теперь я выиграл шесть бутылок коньяка! Больших!

— Так и напиться недолго... — вырвалось у Шпульки.

— Он не один будет пить, — твердо заверил лысый.

— Да уж, — грустно подтвердил доцент. — Есть здесь шакалы, что своего не упустят. Сейчас я вам все расскажу. У меня в Турции живет приятель, тоже археолог, который в прошлом году нашел изрядное количество табличек с греческими текстами. Они все время что-нибудь да находят, счастливчики! В том числе там оказалась корреспонденция одной дамы, которая писала письма другой даме, вероятно приятельнице, проживавшей в Малой Азии. С датировкой проблем не было, так как в письмах есть упоминание о личном знакомстве с Пиндаром. Всего расшифровать не удалось, некоторые таблички сильно повреждены, но прочитанные документы как раз содержали сведения о скифах.

— Другими словами, две бабы сплетничают, а мы из этого делаем серьезные научные выводы, — меланхолически вставил лысый.

— И еще как делаем! Жалко, что мало сплетничали! Так вот, в сильном сокращении это выглядит так: дама жаловалась на Пиндара, который ее надул, расхваливая какого-то скифского вождя, якобы знакомого с Геродотом.

— Геродот у них бывал, — встряла Тереска. — Вернулся живой и здоровый, может, и впрямь с кем подружился.

— Познакомился — возможно, что же касается дружбы — это я сильно сомневаюсь. Сомневаюсь также, чтобы Геродот занимался сводничеством, то есть, того... я хотел сказать сватовством. Во всяком случае, история об этом умалчивает. Зато Пиндар, человек творческий и лирический поэт, мог себе позволить подобную шутку и, если дама вообще не высосала всю эту историю из пальца, здорово над ней посмеялся. Дама утверждает, что Пиндар чуть ли не обещал ей этого вождя, а Геродот должен был его уговорить приехать в один город на северном побережье Эгейского моря, кажется в Абдеру, но полной уверенности у нас нет, так как в этом месте текст оказался поврежден, а дама упорно называет в своих письмах сей город «этим отвратительным местом», не приводя географического названия. Наверное, уж очень ей там не понравилось. Но не в этом дело. Дама дожидалась вождя годами, регулярно наезжая в «это отвратительное место», жениха все не было, а затем наконец выяснилось, что Пиндар ее попросту разыграл. Скифский же вождь, фигура для афинской дамы чрезвычайно экзотическая, дикий варвар, купающийся в золоте, но зато никогда не мывшийся, вместо того чтобы прибыть и пасть в ее объятия, отправился в поход в еще более варварские страны, на какой-то жуткий север, где человек вообще не может жить. Поэтому нет ничего удивительного, что он не вернулся и сгинул без вести. А Пиндар — отвратительная скотина, раз до сих пор водил ее за нос. До сих пор — это до момента написания письма. Хуже того, Геродот сообщил, что якобы этот самый вождь вовсе не достиг намеченной цели, а ввязался по дороге в какую-то таинственную историю, оторвался от остальной экспедиции и пропал. Дама предполагает, что он завел роман с какой-нибудь еще более примитивной дикаркой, ведь ничем иным, по мнению дамы, нельзя объяснить его поведение. Лучше всего сохранились догадки нашей корреспондентки по поводу внешнего вида этой разлучницы. Судя по описанию, она вся покрыта густой рыжей шерстью...

— В женском характере испокон веков так ничего и не изменилось, — чрезвычайно угрюмо прокомментировал худой.

Тереска со Шпулькой сердито взглянули на него, но возразить не успели, так как доцент Вишневский продолжил:

— Разумеется, то, что я вам тут рассказываю, это выжимка из нескольких писем, многочисленных предположений и выводов, а также сведений из других источников на эту тему. Мой приятель, зная, что скифы — это моя специальность...

— ...а также глубоко укоренившаяся мания, сдвиг по фазе и помешательство, переходящее в состояние патологии, — вежливо добавил лысый.

— Согласен, патология, так вот, говорю, мой приятель сообщил о находке табличек во всех подробностях. Я постарался сопоставить все известные мне разрозненные данные, и получилось, что действительно, в том скифском походе, что закончился под Витошковом, потерялся по дороге один вождь со всем своим отрядом. Неоценимый Геродот тоже, спасибо ему, сплетничал. Вернувшиеся воины рассказывали об экспедиции, и из их слов можно сделать вывод, что вождь пропал где-то в наших краях...

— Можно сделать также сто других выводов, — проворчал лысый. — Геродот на эту тему сплетничает весьма туманно.

— Во всяком случае, погребения вождя на его родине нет. Я не знаю, известно ли вам, что скифы никогда не насыпали никаких курганов вне пределов тех земель, которые они считали своими исконными. Если чье-нибудь тело оставалось далеко от родины, что, принимая во внимание частые походы, было делом обычным, погребение устраивали дома. Могилу сооружали по всем правилам, только без тела. Поэтому пропавший вождь тоже должен был иметь захоронение на родине, но не имеет.

— Точно не установлено, может, его просто пока не обнаружили, — безжалостно уточнил Лысый.

— А я утверждаю, что не имеет! По каким-то причинам он был вычеркнут из памяти. Ну и потом, его останки мы ведь нашли здесь!

— Это же надо! — умилилась Тереска. — И вы думаете, это его могила?

— Пока не знаю. Надо посмотреть, что там внутри. Может, это просто место какой-нибудь битвы. То, что вы нашли и были любезны определить как штуковину, указывает на присутствие в данном месте какого-то важного лица. Это оковка, крепившаяся на конце шеста, причем шест мог быть и от шатра, и такой специальный, носимый как символ власти. А та бляшка с оленем — это не пряжка, а фрагмент конской упряжи. Много и наконечников стрел. Если внутри захоронен вождь, там должно быть и немало золота. Гипотезы здесь можно строить различные, но сначала не мешало бы все проверить.

— Как же так? — удивилась Шпулька. — Ведь все уже раскопано?

— Только с самого верха. Тоже, конечно, невосполнимая потеряг но вождь, если он вообще здесь есть, должен лежать гораздо глубже и под камнями.

Шпулька вдруг оживилась.

— А что, если он здесь поселился, считая эту землю своей, и здесь же умер? — предположила она. — Тогда и насыпали этот курган, ведь он все равно не вернулся бы на родину?

— Для этого нужны серьезные причины. Я, конечно, не афинская дама и не стану утверждать, что вождь потерял голову от любви к местной дикарке, но в истории уже и не такое бывало.

— К оленю, — предположил Зигмунт. — Мог погнаться не за девчонкой, а за оленем. Олени у нас были неплохие.

— Девчонки вроде бы тоже... Интересен тот факт, что из его отряда также никто не вернулся. Если бы вождь погиб здесь в каком-нибудь бою или пострадал на охоте, его бы потихоньку похоронили, а остальные воины отправились назад. Разве что все погибли, но тогда некому было бы совершить похоронный обряд по скифским правилам. Находка эта необычная, беспрецедентная и, независимо от того, что обнаружится внутри холма, явится бесценным вкладом в науку.