Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вандалы не сумели использовать такую обстановку для укрепления своего положения, что могло произойти только путем сближения вандалов с местными жителями и отказа от военно-арианского террора.
Соседние горные и пограничные мавро-берберские племена значительно усилились большим притоком родственного им романизованного населения, спасавшегося от вандальского террора, и в результате внутреннего социально-экономического развития шли по пути образования своих государственных объединений, неминуемо вступавших в борьбу с вандалами за владение плодородными землями. Развитие у этих илемен земледелия, увеличение их численности, связанное с переходом к оседлому образу жизни, растущий приток беженцев из оккупированных вандалами местностей усиливали эту борьбу.
Постоянно выступали против вандалов жители покоренных ими местностей.
Вандалы были и остались чуждыми местному населению романизованной Африки по языку, образу жизни, религии. Они не имели опоры среди этого населения и его социальной верхушки. А главное, со времени завоевания страны основная масса вандалов вела паразитический образ жизни, жила за счет труда местных жителей, превратившись в своеобразную военную касту. По сведениям Прокопия Кесарийского, «вандалы после прихода их в Ливию ежедневно пользовались ваннами и изысканной пищей, состоявшей из самого приятного и самого лучшего, что могут дать земля и море. Они в огромном количестве носили золотые украшения и одевались в мидийские ткани, известные под названием «шелк». Они проводили время в театрах и на ипподромах, предаваясь и большой мере всевозможным наслаждениям, и особенно любили псовую охоту… Они пировали и предавались всякого рода распутству»[144]. По словам Аполлинария Сидония, «сладострастная жизнь разрушила их энергию. Они хотели бы иметь скифскую дикость, но нет у них сил. Они захватили большую добычу, и роскошь погубила их силу»[145]. «Вот кабан лесной, варвар, который не имеет жалости к людям и терзает нас», — говорилось в одной африканской клятве о вандалах[146].
Несмотря на то что часть местной знати и чиновников перешла на службу к вандалам, а часть католического духовенства приняла арианство, основная масса местных жителей исповедовала прежнюю веру — донатизм, католицизм, манихейство, выражая этим сопротивление вандальскому господству. Народное сопротивление проявлялось и в более активных формах, а также в бегстве в горы и к мавро-берберам, в призыве их на помощь.
Натиск мавро-берберских племен, заметный в правление Хунериха (477–484), усилился в конце V в. В правление Тразамунда (496–523) они разбили вандалов к Триполитании[147]. затем в Ситифенской и Цезарейской Мавретаниях и отчасти в Нумидии[148]. В правление Тразамунда и его преемника Хильдериха (523–530) они разгромили вандалов в Бизацене и вытеснили их оттуда.
Наступление горных и пограничных мавро-берберских племен ускорялось призывами беженцев и ростом могущества их знати, что вызывало нехватку земли для рядовых соплеменников.
Предводители мавро-берберских племен на практике убедились, что отстоять свою независимость от вандалов и расширить свою территорию за счет прежних римских владений они смогут только в союзе с местными жителями, тем более что среди этих жителей было много родственных им соплеменников. Поэтому они рассматривали местных жителей не как объект грабежа и порабощения, а как равных себе. Вследствие этого мавро-берберские предводители получили большую поддержку от местных жителей, имели успех в наступлениях на романизованную часть Африки и основали государства, центрами которых в конце V — начале VI в. являлись Алтава, Джедар, Цезарея, Фертум, Таблатум, Фамаллула, Канса и Ола[149]. В этих государственных образованиях не было такой противоположности между мавро-берберами и африкано-римлянами, как между вандало-аланами и африкано-римлянами.
В королевстве вандалов и аланов были строжайшим образом запрещены смешанные браки, что препятствовало слиянию победителей и побежденных. У мавро-берберов таких запрещений не было. Их соплеменники давно уже жили вперемешку с романизованными жителями. Если короли вандалов носили титул «король вандалов и аланов», то современник Тразамунда (496–523), предводитель мавро-берберов Масуна, установивший свое господство в районе городов Алтавы, Кастра и Сафар, провозгласил себя «рексом римлян и мавров»[150]. Предводитель мавро-берберов, завоевавших область Ореса, после переворота Одоакра в Италии (476 г.) провозгласил себя императором и носил этот титул сорок лет. В относящейся к нему надписи сказано, что он не нарушил клятвы верности, данной и римлянам, и маврам[151].
Мавро-берберы были еще на той ступени социально-экономического развития, когда процессы социальной дифференциации находились в начальной стадии. Поэтому африкано-римляне, оказавшиеся на подчиненной им территории, сохранили те владельческие права, которыми они пользовались.
Развитие владельческих прав колонов, достигнутое в результате их упорного сопротивления крупным землевладельцам, — характерная черта аграрных порядков Поздней Римской империи. В Северной Африке уже II в. статуты Траяна и законы Адриана закрепляли за колонами право пользования и передачи по наследству земельных участков. Закон Феодосия I, изданный в 383 г., запрещал выселять старинных колонов и сажать на их место рабов и других колонов[152]. Движение циркумцеллионов-агонистиков в конце IV — начале V в. заставило крупных землевладельцев считаться с колонами. Мавро-берберские предводители считались с правами колонов, и колоны пользовались у них относительной свободой.
Свидетельством такого положения является рескрипт Юстиниана от 552 г., где читаем о «колонах, которые во времена вандалов бежали из поместий и жили среди свободных»[153]. Нет оснований полагать, что эти колоны бежали к вандалам, как это пишет 3. В. Удальцова, ссылаясь на политику Тотилы в Италии в период византийского наступления[154]. В Проконсульской Африке вандалы, изгнав всех земледельцев, стали обрабатывать наделы руками рабов и колонов, поставленных в положение рабов. В провинциях, доставшихся Гейзериху и его родственникам, тоже были изгнаны прежние владельцы, и только «ту землю, которая показалась ему (Гейзериху) не очень хорошей, он оставил прежним владельцам, назначив вносить с нее в пользу государства такие налоги, что получившим свои собственные земли ничего не оставалось»[155]. А раз ничего не оставалось, то был единственный выход — бегство к мавро-берберам, что усиливало их. Фактически в руках мавроберберских предводителей оказались Мавретания Тингитанская, Мавретания Ситифенская, Мавретания Цезарейская (за исключением ее столицы), Южная Нумидия, Южная Бизацена и Триполитания. В руках вандалов в начале VI в. оставалась Проконсульская Африка и узкая прибрежная полоса Мавретании Цезарейской, Мавретании Ситифенской, Нумидии и Бизацены[156].
Были случаи, когда во время наступления мавро-берберов вандалы смягчали свой террористический режим. Так, Хунерих дал согласие назначить католического епископа Карфагена и в угоду католическим епископам усилил преследование манихеев[157]. Но эти уступки носили временный характер и отбирались, как только немного улучшалось внешнеполитическое положение королевства.