– Павел Степанович, ангел наш, – прошамкал старик. – Внучки у меня две маленькие. – Он показал на чумазых девочек. Одной лет шесть, вторая года на три старше. – Мать, невестка моя, померла, отец их, сын мой, в море сгинул, в прошлом году. Он на бриге почтовом служил.

– Это тот, что затонул у Тарханкута? – уточнил Нахимов.

– Он самый.

– Ну, и чего ты хочешь?

– Я – то живу на инвалидную копеечку – хватает. Да тут, вот, крыша прохудилась, а починить некому. Мне с деревяхой со своей на крышу не залезть.

– Отчего не помочь старому служаке Позднякову? Двух плотников выдели, – обернулся Нахимов к адъютанту. – Пусть сегодня же пойдут крышу поправят. Да ещё чем помочь, посмотрят.

– Ох, спасибо, батюшка, Павел Степанович, – прослезился старик. – А вы разве меня помните?

– А как же тебя забыть? На «Трёх Святителях» служил в боцманской команде. Маляром, кажись?

– Так точно! – Старик распрямил спину. – Маляром.

– Помню, как ты вприсядку плясал. Ногу где оставил?

– Ай, в Наварине, будь она неладна. Ядро турецкое в борт треснуло, да мне щепки всю ногу искромсали. Фельдшер и отнял.

– Ну, иди с Богом, жди плотников. Что тебе надо, мать? – подозвал Нахимов сгорбленную старушку с клюкой.

– Кормилец мой недавно помер, – сказала жалобно старуха. – В рабочем экипаже был, да в доке бревном придавило.

– Помню, – кивнул Нахимов. – Был такой случай.

– Голодаю теперь. Мне бы рублей пять, ангел наш.

Нахимов вновь обернулся к адъютанту.

– Дай ей пять рублей.

– Павел Степанович, – развёл руками адъютант. – Денег нет.

– Как нет? Где же они? Недавно жалование получил, двух недель не прошло.

– Так, розданы все, и на проживание ушло….

– Хорошо. Из своих дай. Долг я верну.

– У меня у самого рубль остался, – извинился адъютант.

– Вот, незадача, – призадумался Нахимов. Обратился к капитану Бутакову и Александру. – Господа, войдите в положение. В счёт моего жалования. Не могу же я голодную старушку ни с чем отпустить.

Бутаков нашёл у себя в кармане два рубля. У Александра медяками ещё два рубля набралось. Адъютант с тяжёлым вздохом расстался и со своим рублём.

– С Богом, матушка. Вы кто такие? – спросил адмирал у очередных просителей, двух пожилых матросов. – Помню, видел вас на «Двенадцати апостолах».

– Марсовые мы, Павел Степанович. Срок отслужили, да поселились тут в Корабельной слободе.

– Чего хотите?

– Нужда у нас. На торговые суда нынче не устроиться – времена тревожные. Рыбаки боятся в море выходить: говорят, англичане всех задерживают. Без дела сидим. Дозвольте нам пристроиться к флоту, хоть за какие копейки.

– Ну, куда же я вас возьму? Снова в марсовые вы не годитесь. В ластовый экипаж, если только. В адмиралтейство ходили?

– Ходили. Без толку, – жаловались старые матросы.

– Подойдите в арсенал. Скажите: я послал. Есть во дворе арсенала телеги ломаные. Сможете починить какую из них?

– Так, руки на месте. Починим! – обрадовались матросы.

– Вот и хорошо. Лошадь вам дадут. Распоряжусь, чтобы вас приписали к рабочим ротам. Извозом заниматься будете.

– Благодарим премного, Павел Степанович!

– С Богом! Ступайте.

***

Вечером капитан Бутаков, а вместе с ним мичман Кречен, подошли к одноэтажному аккуратному дому на Екатерининском бульваре. За ними следовал ординарец капитана, бравый матрос, неся корзину, в которой весело позвякивали тёмные бутыли. Остановились перед небольшой дверью с массивной бронзовой ручкой. Из-за двери слышались звуки пианино, доносился аппетитный запах жареного мяса с луком. На стук, дверь открыл адъютант Нахимова, мичман Колтовский.

– Проходите, господа, – пригласил он.

Гостиная была небольшая. Три высоких окна выходили в сад. Из мебели: книжная этажерка с разноцветными потёртыми томиками, рядом тяжёлый комод. По стенам гравюры с морскими пейзажами. У противоположной стены от комода располагалось пианино. Вокруг собралось несколько офицеров. Играл молодой лейтенант. Нахимов заметил гостей.

– Прошу, господа, – подошёл он. – Что вы там принесли? Григорий Иванович, – неодобрительно покачал он головой, заглядывая в корзину. – Вино? Куда нам столько?

– Павел Степанович, оно же молодое, как компот, – оправдывался Бутаков. – Я всегда покупаю у одного старого караима. Уж он в вине толк знает!

– В столовую отнеси, – показал он матросу на дверь в соседнюю комнату. – Вот и славно посидим. Савелий гороховую похлёбку с барашком приготовил.

– Ох, Павел Степанович, у твоего Савелия чудесная похлёбка выходит.

– Сейчас ещё кефали жареной принесут. Знаю, что ты её не любишь, но камбалу не достали.

– Ну, почему же? – возразил Бутаков. – Люблю, просто, когда на берегу торчу, так чуть ли не каждый день мне хозяйка кефаль готовит. Сам скоро в кефаль превращусь. Она из крымчаков, упрямая. Я говорю ей: свинины свари. Она ругается сразу: свинина грязная, собака грязная. Ну, хорошо, барашка. Барашек ей дорого. Камбалы, говорю, нажарь. Камбала для неё вонючая. Никак не угодить.

В дверях появился ещё один офицер. С порога сообщил:

– Сейчас Истомин с Корниловым обещали быть.

– Как, и Владимир Алексеевич будет? – удивился Бутаков. – Он же домосед, каких свет не видывал.

– Скучает нынче Корнилов. Елизавету Васильевну в Николаев с детьми отправил. Тоскливо сидеть одному в пустом доме, – объяснил Нахимов.

Павел чувствовал себя немного скованно в новой компании. Все смуглые от южного солнца, живые, разговаривали громко, открыто. В Английском флоте офицеры, в большинстве своём, надменные, закрытые, чопорные….

Он принялся разглядывать иконы в углу у двери. Потом его заинтересовали сувениры, стоявшие на комоде. Большие перламутровые раковины, индийские слоники, вырезанные из кости, пузатый китайский болванчик с хитрой улыбкой, черепашка из зелёного камня. Посредине в золочёной рамке стоял портер адмирала с волевым лицом и строгим взглядом. Перед портретом лежал старый морской кортик в простых ножнах.

– Лазарев, Михаил Петрович, – пояснил Нахимов. – Наш отец и учитель.

– Вот он какой был. Я ни разу его не видел, – признался Александр.

– Три года уже, как ушёл от нас. Хотели на кладбище склеп поставить, но капитаны собрались и решили возвести Владимирский собор, где прах его и упокоим. Возле библиотеки уже фундамент заложили. – Нахимов поправил портрет. – Большой был человек. Великий. Он из нас из всех настоящих моряков сделал. Мы все – дети его. Флот поднял Черноморский. До него во флоте бардак был полный. А он, как пришёл, так сразу порядок навёл.

– Я слышал, что адмирал Лазарев настоял на комплектации флота пароходами, – вспомнил Александр.

– Верно. Не только в том его заслуга. Синопский бой выиграли благодаря бомбическим орудиям. Именно Михаил Петрович вооружил наш флот этими пушками. Сколько доказывал чиновникам из адмиралтейства: необходимы большие орудия на кораблях. Сколько бумаги исписал в Петербург! Просил, требовал, умолял – но все же добился своего.

– Вы долго служили под его началом?

– Долго. Почти тридцать лет. Я в его