– Этого сказать не могу. Но инженер Бессемер сейчас проводит удачные опыты в области металлургии. Орудия из его сплава выдерживают большее количество выстрелов, а заготовки для стволов обрабатываются легче и быстрее, – сообщил Александр. – Однако, стоимость такой пушки весьма высока.

– Если подобные орудия, да ещё на плавучих батареях попробуют буксировать к Кронштадту, что будет, господа? – обеспокоенно сказал адмирал Истомин.

– Столицу хорошо укрепили с моря, – успокоил его Александр. – Известен ли вам профессор Якоби? Так вот, этот профессор сконструировал глубинные мины. Представьте себе металлический бочонок с пороховым зарядом. Но набит не полностью. В нем есть воздушная камера, отчего он держится на плаву. При помощи якоря с канатом мину выставляют в акватории на определённой глубине, рассчитанную на осадку корабля. Внутри заряда запал. Электрический провод по дну проведён к берегу, где минёр замыкает гальваническую батарею.

– Нам бы таких приборов, – сказал с отчаяньем Корнилов. – Надо переговорить с князем Меньшиковым.

– Ну, что вы, Владимир Алексеевич, – безнадёжно махнул рукой Истомин. – До нас ли Петербургу? Самим бы им выстоять.

– Да и сколько эти мины будут добираться, – согласился с ним Нахимов. – Месяца три на телегах. С нашим интендантством могут вообще потеряться где-нибудь. А коль приедут, так каждая собака уже знать будет.

– Самое опасное в том, – продолжал Александр, – что нам придётся воевать с очень развитой индустриальной державой, где военное производство поставлено на поток. Англии может не хватить людей, но современного оружия всегда будет в достатке.

– И нехватку этих самых людей возместят французы, – заключил Истомин. – Алжирские стрелки, зуавы. Да те же турки – чем не солдаты, если над ними поставить жёсткого командира?

– У вас кортик английский, – заметил адмирал Корнилов. – Рукоять из слоновой кости?

Александр отцепил с пояса кортик и передал Корнилову.

– Из Индии. Видите, восточный чеканный рисунок какой тонкий, – объяснил Кречен. – Мне его друг подарил, Артур Хоуп.

– Тоже из флота?

– Нет, он в гвардейской кавалерии служит. Как-то сдружились с ним…

– Подарок надо беречь, но я бы посоветовал сменить его на наш, русский, – посоветовал Истомин, показывая свой кортик. – Надёжней нет. Простой, удобный…. Мне его сам адмирал Лазарев вручал.

– Владимир Иванович, вы же вечно с абордажной турецкой саблей ходили, которую вам князь Воронцов подарил, – напомнил Нахимов. – Сабля хороша!

– Хороша, но тяжёлая, – не согласился Истомин. – Потаскаешь такую полдня, и потом бок ломит.

– А у меня тоже есть интересное оружие. – Корнилов показал Александру саблю, что надел в этот вечер. Небольшая, изящная. Ножны богато украшены серебряной чеканкой и скрученной золотой проволокой. Красивая костяная рукоять, украшенная серебром в виде головки сокола с глазами изумрудами.

– Черкесская, – сразу определил Александр. – Очень дорогая.

– Вы разбираетесь в холодном оружии? Да, дорогая, – согласился Корнилов. – Вот, глядите. – Он выну на вершок саблю из ножен, обнажая лезвие. – Булат. Но куплена не за дорого.

Лезвие, отполированное до зеркального блеска, казалось, светилось изнутри. Металл был сероватым, с дымчатыми, едва различимыми разводами.

– Видно, что сабле не меньше ста лет, – прикинул Александр. – Но кто же её продал? Для черкесов подобное оружие – фамильная ценность.

– У меня друг был, мичман Железнов, – с нотками печали начал Корнилов. – Когда он лечился на Кавказе, приметил саблю на рынке, где-то возле Кисловодской крепости. Рассказывал: у одного знатного оружейника выбирал клинок подходящий, да на неё наткнулся. А стоила эта красавица дешевле, чем простая армейская в деревянных ножнах.

– Но почему?

– Торговец утверждал, будто бы эта сабля проклята.

– Вы о случае с Железновым, – присоединился к их беседе Нахимов. – Да, весьма странная история.

– Хозяин оружейной лавки рассказал, что жил один мастер в горном ауле оружейников и делал вот такие чудесные сабли, – продолжал Корнилов. – На один клинок с ковкой и отделкой уходило не меньше трёх лет. Случилось так, что в их горы пришла беда: могущественный хан совершал набеги и разорял аулы, уводил в плен юношей и девушек. Чтобы отвести беду, старейшины упросили мастера подарить хану-злодею самую дорогою саблю в знак мира. Хан принял подарок и обещал не трогать аул, но вскоре не сдержал слово. Вот, тогда мастер проклял своё оружие. После хан погиб в первом же бою. Саблю взял себе его старший сын и тоже погиб. И потом каждый, кто брал в сражение этот клинок, был убит.

– Жуткая легенда, но красивая, – согласился Александр.

– Легенда, легендой, да только случай такой роковой вышел, – сказал Корнилов. – Вот, капитан Бутаков не даст соврать. На «Владимире» мы настигли турецкий пароход «Владыка морей». Первым же залпом в щепки разнесли ему руль. Он потерял управление, сбавил ход. Железнов решил возглавить абордажную команду. Вместо тесака взял эту саблю. И что вы думаете? С «Владыки морей» умудрились выстрелить с кормовой коронады. Ядро ударило в борт. Щепки во все стороны. Никого не задело, кроме одного матроса: его ранило в руку. Железнова убило наповал.

– Не нравится мне эта сабля, – поморщился Бутаков. – Я ещё тогда предложил выбросить её за борт. Не морская она и не наша. Не знаю почему, но – не наша.

– А вы что скажете? – спросил Корнилов у Александра. – Вот здесь. – Он опять слегка обнажил клинок. – Есть надпись арабской вязью. Я давал одному учёному мулле прочесть.

– И что же здесь написано?

– Я изготовил этот клинок для мира и праздника. Пусть будет проклят тот, чья рука посмеет обагрить его кровью, – процитировал Корнилов. – Скорее всего, оружие сделано для богатого человека, как парадное убранство. А все эти страшные легенды – всего лишь легенды.

– Но Железнов погиб, – напомнил Нахимов.

– Всего лишь – случай, – спокойно возразил Корнилов.

***

Александр и капитан Бутаков ушли от Нахимова поздно ночью. Город спал. Только из гавани доносилась перекличка вахтенных. Впереди шагал ординарец, освещая тусклым корабельным фонарём тёмную улицу.

– Что не люблю, так наши летние ночи, – выругался Бутаков, споткнувшись.

– Осторожней, Григорий Иванович, – отозвался ординарец. – Я же вам фонарём свечу.

– Григорий Иванович, – задумчиво спросил Александр. – Возможно, мне показалось, но Павел Степанович не любит вспоминать о Синопском сражении.

– Не любит, – согласился Бутаков.

– Но почему? Таких громких побед давно не было в истории нашего флота.

– Я толком не ведаю, что произошло, – нехотя начал Бутаков. – Сам знаешь, мы, моряки народ суеверный…. Мне мичман с «Императрицы Марии» рассказывал: перед сражением штормило сильно. Вдруг на палубу, прямо к ногам Нахимова мёртвая чайка упала. – Он помолчал. – Дурная примета.

– Но сражение выиграли блестяще, – возразил Александр.

– В том-то и дело, – согласился Бутаков. – Знать – несчастье ещё впереди.

– Меня поразил Павел Степанович. У него абсолютно другое отношение к людям и к службе. Удивительно, –