Кроме групп артиллерийской поддержки пехоты в 9-й гвардейской дивизии была создана группа артиллерии дальнего действия в составе двух дивизионов 471 пап РГВК с задачей подавления артиллерии и резервов противника в полосе наступления дивизии.

Приданные стрелковым соединениям артиллерийские противотанковые полки в состав артиллерийских групп не включались и использовались для создания противотанковой обороны в глубине и закрепления достигнутых рубежей.

В дивизиях 10-й армии, наступавших по отдельным направлениям, артиллерийские группы АПП вообще не создавались, а вся дивизионная артиллерия побатарейно поддерживала батальоны и роты. Лишь в период боев за крупные населенные пункты артиллерия сводилась в группы АПП стрелковых полков по 2–3 батареи в каждой группе.

В армиях, как правило, артиллерийские группы не создавались, так как не было достаточных средств усиления, и имелись большие трудности в организации централизованного управления артиллерией, связанные с действиями войск на широком фронте. Только в особых случаях в ходе наступления образовывались группы АДД (артиллерия дальнего действия. — Примеч. авт.) в составе 1–2 пушечных или гаубичных полков РГВК. Они предназначались для борьбы с артиллерией противника и подавления его резервов и опорных пунктов в глубине. Обычно армейская группа АДД там, где она создавалась, поддерживала наступление одной из дивизий, наносившей главный удар. Так, в 20-й армии наступление 331-й стрелковой дивизии на Красную Поляну поддерживалось группой АДД в составе 517 пап РВГК и гвардейских минометных дивизионов.

Касаясь применения бронетанковых войск, особенно на начальном этапе контрнаступления, следует сказать, что применяли танки в основном в качестве средств непосредственной поддержки пехоты. При прорыве обороны танковые бригады и отдельные танковые батальоны придавались стрелковым соединениям и являлись средством непосредственной поддержки пехоты. Каждый стрелковый полк получал по 5–7 боевых машин. В резерве командира стрелковой дивизии оставалась небольшая группа танков и мотострелковый батальон танковой бригады.

Интересно знать, какой была реакция на происходившее у человека с феноменальной памятью, обладавшего к тому же неограниченной властью, вождя нации и Верховного главнокомандующего, если всего за два месяца до того он заявил всему миру, что противник на востоке разгромлен и больше никогда не поднимется? А Красная Армия не только поднялась, но и совершенно неожиданно нанесла такие сильные удары, что заставила отступать доселе непобедимые полчища Третьего рейха. Ответ на этот вопрос может дать директива Гитлера № 39 от 8 декабря 1941 года, В ней указывается: «Преждевременное наступление холодной зимы на Восточном фронте и возникшие в связи с этим затруднения в подвозе снабжения вынуждают немедленно прекратить все крупные наступательные операции и перейти к обороне. Порядок ведения этой обороны зависит от цели, которую она преследует, а именно:

а) удержать за собою районы, имеющие для противника важное оперативное и военно-хозяйственное значение;

б) дать войскам отдых и возможность произвести пополнение;

в) создать, таким образом, все необходимые предпосылки для возобновления крупных наступательных операций в 1942 г.»[38]

Лишь группе армий «Юг» Гитлер в той же директиве приказывал «в течение зимы предпринять наступление с целью выхода на рубеж нижнего течения рек Дон и Донец» и «как можно быстрей захватить Севастополь»[39]. Так отреагировал фюрер на переход Красной Армии в контрнаступление. Анализ этих руководящих указаний позволяет выделить следующее.

Вопреки своим недавним декларациям типа «еще до начала зимы враг будет разгромлен», а также своеобразному вердикту вроде «противник уже никогда не поднимется», Гитлер на сей раз заявил, что во всех бедах вермахта под Москвой виновата холодная зима, которая, мол, к тому же наступила слишком рано. Однако в отношении погоды вся его аргументация — очень спорная. Несмотря на раннее начало зимы (6–7 октября уже начал выпадать снег. — Примеч. авт.), средняя температура в Подмосковье, и об этом свидетельствуют ежедневные оперсводки группы армий «Центр», держалась в ноябре на уровне минус 4–6 градусов по Цельсию. Наоборот, замерзшие болота, ручьи, мелкие речки вместе с неглубоким еще снежным покровом резко улучшили условия проходимости немецких танков и моторизованных частей, которые получили возможность, не увязая в грязи, действовать вне дорог, выходить на фланги и в тыл советских войск. Такие условия были близки к идеальным. Правда, с 5 по 7 декабря, когда ртутный столбик опускался до отметки минус 30–38 градусов, положение войск заметно ухудшилось. Но уже с 8-го числа температура поднялась до нулевой отметки. Следовательно, в мотивировке фюрера просматривается его желание скрыть правду о положении на советско-германском фронте, снять с себя ответственность за неподготовленность своих войск к действиям в зимних условиях, а главное — сохранить престиж безупречного политического и военного руководителя рейха.

Генерал-фельдмаршал фон Бок 9 декабря отдал приказ об оборудовании тыловой позиции группы армий «Центр» по рубежу Курск, Орел, Медынь, Гжатск, Ржев[40]. Промежуточную позицию для 3-й и 4-й танковых групп, а также для левого фланга 9-й армии он наметил по линии Руза, Волоколамск, Старица. Что касается 4-й армии, то она, еще в конце октября подготовив оборону по рубежу рек Ока и Нара, чувствовала себя вполне комфортно.

Тем временем контрнаступление Красной Армии продолжало набирать темпы. Войска правого крыла Западного фронта, взаимодействуя с Калининским фронтом, наносили удары по клинско-солнечногорской и калининской группировкам врага, а смежные фланги Западного и Юго-Западного фронтов — по его 2-й танковой и 2-й полевой армиям.

Ранним морозным утром 6 декабря соединения 30-й армии генерал-майора Д. Д. Лелюшенко предприняли удар в направлении Рогачева и Клина. Так началась Клинско-Солнечногорская операция. Чтобы добиться внезапности атаки, артиллерийская подготовка не проводилась. Лишь батарея майора М. Н. Коротуна из 1-го дивизиона 14-го гвардейского минометного полка старшего лейтенанта В. Г. Беликова произвела залпы по гарнизонам противника в населенных пунктах в ближайшей тактической глубине. И тому и другому начальник артиллерии строго-настрого указал: боевые установки бесшумно вывести на огневые позиции еще затемно, связь с батареями установить заблаговременно, самим неотлучно находиться на наблюдательном пункте.

Огонь «катюш» явился полной неожиданностью для немецкой стороны. Воспользовавшись замешательством противника, передовые стрелковые батальоны ворвались в его ближайшие опорные пункты и довольно быстро овладели ими. Уже в первый день операции войска 30-й армии прорвали первую линию обороны 3-й танковой группы врага, а к исходу третьего дня продвинулись на 18 км, освободив Рогачево. 9 декабря передовые части армии, приближаясь с северо-востока, достигли подступов к Клину и завязали бои на его окраинах. Здесь немцы оказывали особенно упорное сопротивление. Дело в том, что Клин для них был единственным в этом районе узлом дорог, который связывал между собой соединения 3-й танковой группы, а кроме того — всю эту группу с тылом группы армий «Центр». Город «был необходим им и для обеспечения отвода войск с дмитровского и солнечногорского направлений. Но главным было то, что выход советских войск на ближние подступы к Клину создавал угрозу глубокого флангового удара по немецким войскам, действовавшим северо-западнее Москвы. Вот почему германскому командованию пришлось спешно усиливать свою клинскую группировку за счет переброски войск с других участков. Уже 7 декабря в район Клина начали перебрасываться части из шести танковых дивизий»[41]. Это обстоятельство привело к замедлению наступления 30-й армии, но зато другим войскам правого крыла Западного фронта облегчило ведение боевых действий.