Случалось, что гуси, медленно подплывавшие к загону, вдруг замечали опасность. Они разом поворачивали обратно, и тогда людям, сидевшим в лодках, приходилось туго. Стоило нескольким тяжелым птицам сесть на челнок, как он опрокидывался. Охотник в таком случае шел ко дну, поскольку ни русские старожилы, ни юкагиры обычно плавать не умели.

Промысел линной птицы в удачные годы приносил жителям нижней Колымы до 30–40 тыс. гусей и уток.

Из гуся вынимали кости и внутрь вкладывали еще две тушки, свернутые в трубку. Утку ощипывали, потрошили, разрезали вдоль позвоночника и, распластав, солили в бочках. Невыпотрошенпую птицу, как и рыбу, сохраняли в ямах, вырытых в слое вечной мерзлоты. К весне она успевала основательно «прокиснуть». Это не смущало местных жителей, зато смущало приезжих… Майдель, попробовавший продукцию колымчан, не пришел от нее в восторг. Он сообщает, что ему лишь «с трудом» удалось выбрать из большого количества заготовленной птицы несколько хорошо сохранившихся тушек.

Интересный способ охоты на гусей существовал в конце XIX в. у смешанного оседлого населения Анадыря. А. Е. Дьячков описывает его следующим образом: «Гусей ловят шатиною; шатина — наподобие стрелы, на переднем ее конце привязываются четыре железных зубца, на заднем делается маленькая дырочка. Охотник держит дощечку длиной в три четверти аршина (приблизительно полметра. — В. Т.) с рукояткою на одном конце и головкою на другом; в головку вбивается чуть заметный гвоздик; на эту дощечку кладется шатина, так что дырочка приходится на гвоздик. Охотник подымает снаряд правой рукой над головой и бросает шатину в ныряющего гуся»{70}.

Примерно такое же приспособление С. А. Бутурлин видел у юкагиров нижней Колымы и Индигирки: это была медная доска, на одном конце которой имелось отверстие для копья, «чтобы усилить размах руки». Перед нами — вариант известной в прошлом всем тундровым юкагирам копьеметалки, представляющей собой древнейшее изобретение человечества.

Юкагиры-оленеводы охотились на водоплавающую дичь с ружьем и луком, сетями и петлями. Лииных гусей и уток они травили собаками, ловили руками и били палками, но, конечно, не в таких количествах, как оседлое население.

Охотясь с луком, юкагиры использовали стрелы с наконечником в виде вилки, заточенным с внутренней стороны, а также стрелы с деревянным утолщением на конце, которое оглушало птицу.

Юкагиры достигли высокой степени совершенства в промысле водоплавающей птицы. В 1909 г. юкагирский староста Егор Варакин (нижняя Индигирка) продемонстрировал свое искусство участникам экспедиции геолога К. А. Воллосовича: он «ловко подкрался» к стае уток на краю озера и «с одного выстрела убил трех и одну ранил»{71}.

ДОБЫТЧИКИ «МЯГКОГО ЗОЛОТА»

Юкагиры охотились не только ради добывания пищи. Обязанные платить ясак пушниной, они промышляли и «мягкую рухлядь», которую теперь более изящно именуют «мягким золотом».

К приходу русских в Северной Якутии водилось много соболя, но к последней четверти XVII в. он был почти полностью выбит. В 1678–1679 гг. ясачные алазейские юкагиры писали в своей челобитной: «А в нашей земле соболей промышлять негде, судом божьим соболя не стало. Только мы, что упромышляем у моря, на тундре и на озерах, зверей — диких оленей, и с тех оленей постель (шкуру, — В. Т.), и недорослей (молодых оленей. — В. Т.), и ровдуг, и мяс оленьих продадим руским людей на соболи и теми собольми… ясак платим»{72}.

В лесной зоне Северной Якутии основными объектами пушного промысла уже в XVII в. стали белка, горностай и лисица- В удачливые 1895–1896 гг. верхнеколымские юкагиры добыли 109 красных лисиц, 8 лисиц-сиводушек, 100 горностаев, 149 белок. Уплатив ясак, они обменяли остаток мехов на порох, дробь, чай, табак, ткани и конский волос. Таким образом, через «мягкое золото» юкагиры были вовлечены в так называемые товарно-денежные отношения с цивилизованным миром.

В начальном, малоснежном, периоде зимы юкагиры выходили на охоту с собакой. В XIX в. они уже не брали с собой жен и детей, оставляя их в зимних поселках. На время промысла охотники объединялись по два-Три человека в своеобразную производственную артель.

Вот как рассказывали о пушном промысле охотники-юкагиры в конце прошлого века: «Три человека, белок искать отправившись, если пойдем, трех собак, наш дорожный запас — тридцать омулей, трехкопыльную нарту[35], также икры запас, собачьего корма двадцать юхал (юкол. — В. Т.) берем. Отсюда отправившись, два раза ночевавши, до горы доходим. До горы дошедши, один нарту тянет, другой впереди собак дорогу проложит [на лыжах], один белок искать идет. Место для ночлега указавши, далеко уходит. Товарищи его, до места ночлега дошедши, ночлег устроивши, ждут. Вечером приходит… Скажем, если белка есть, так кочуя, вчера нарту волочивший белок искать отправился, место для ночлега назначив. На место для ночлега пришедши, ночевье устроив, вечером, когда белок искавший человек придет, товарищи его спрашивают: «Друг, есть белка, как? Сказывай». «Совсем чтобы не было — нет, есть немного». — «Друг, дорога ее со следами есть? Сколько сегодня убил?» — «Двадцать пять убил». — «Однако, есть, видно, белка. Особый след другого (медведя, — В. Т.) не видел?» — «Нет, видел также старый след». — «Однако, что с этим сделаем?» — «Страшно, к этакому близко не пойдем». — «Худо, если так, если [мы] такие. Как [вы] на промысел ходите, такими будучи, как бабы, люди!»{73}

Сцены рыболовства и охоты в зимнее время. Тос. Конец XIX в.

Рассказ хорошо передает юкагирскую манеру мыслить и говорить лаконично, без лишних слов, но не пропуская ни одного важного слова, а если нужно, то и повторяя его.

В XIX — начале XX в. верхнеколымские юкагиры славились как самые искусные и рациональные охотники на Колыме. Один из русских жителей поселка Нелемное писал: «На белку охотятся обычно из кремневок, причем одной пулей пробивают несколько белок… Из-за недостатка свинца стреляют так, чтобы пуля, поранив белку, оставалась в дереве»{74}. (Из дерева пулю потом выковыривали.)

«Юкагиры считаются в районе лучшими охотниками. Об этом говорят и якуты, и тунгусы[36]», — читаем в материалах съезда Советов Среднеканского района Дальневосточного края, состоявшегося в 1934 г.

Речь идет, видимо, не о навыках следопытов и снайперов — тут ламуты вряд ли уступали юкагирам, а об эффективности промысла. Как охотники, пользовавшиеся