(около 20 человек). Весной мужчины разбрелись, как обычно, в поисках дичи, а женщины, дети и старики остались поджидать их на зимнем стойбище Карбошан (на реке Омолон). Ламут, случайно оказавшийся там, увидел жуткую картину. Кругом валялись человеческие кости, а перед потухшим очагом на корточках сидела мертвая старуха.

Сами юкагиры так рисовали свою жизнь в те годы: «Ничего если не промышляем, без еды ходим с собаками, с людьми. Если в чёпке[29] рыбы нет, три-четыре дня без пищи, бывает, ходим… Собаки вовсе без еды бывают, несколько дней бывают… До таяния поверхности снегов, таким образом, голодуя, мучаясь, ходим. Когда хорошо греть начнет, с неба когда черви падают, тогда рыба удочку хватает. Если рыба хорошо удочку хватает, в теплый год, тогда сыты бываем с собаками, с людьми…»{51}.

В 1901 г. на Ясачную приезжал врач С. И. Мицкевич. Из находившейся в его распоряжении суммы, предназначенной для благотворительных целей, он закупил конины и тем спас юкагиров от голода.

В 1903 г. Якутское областное управление рассмотрело «вопрос об обеспечении инородческого населения от голодовок местными средствами». Речь шла о создании общественных запасов сена и рыбы, завозе пехотных бердан и охотничьих малопулек взамен кремневых ружей, а также о закупке ездовых оленей, вероятно, для ламутов. Однако указанные мероприятия не были осуществлены.

В 1905 г. из Петербурга на Колыму приехал специальный уполномоченный министерства внутренних дел С. А. Бутурлин. Он установил, что верхнеколымские юкагиры и ламуты из-за «неулова рыбы» в 1904 г. сильно голодали. «Меховое платье они пораспродали якутам, оставшись в голой ровдуге (коже), в которой и сытому человеку здешней весной, когда в середине апреля мороз еще достигает –30°, промышлять без риска замерзнуть — трудно»{52}.

Выяснилось, что на две-три семьи приходилось по одному кремневому ружью и одной рыболовной сети; у юкагиров и ламутов не осталось ни собак, ни покрышек для чума.

Получив из рыбозапасного магазина омулей на дорогу, юкагиры и ламуты — «полуголые и почти безоружные» — отправились в тайгу, чтобы не пропустить охоту на диких оленей и лосей. Из-за неудачной охоты две юкагирские семьи (семеро взрослых и двое детей) погибли от голода. Это случилось на реке Поповке (Поповой), в 600 км от Верхнеколымска. Десятый член этой группы, Алексей Спиридонов, «в конце-концов выбрался живым, но сначала не смел рассказать об этом несчастии (так как сохранил себя людоедством)», — писал Бутурлин{53}.

В 1969 г. я разговаривал в Балыгычане с юкагиром Н. А. Тайшиным о его прежней жизни. В молодости он был кормильцем семьи, состоявшей из 20 человек. Голодать приходилось часто — ели сырую кожу и обувь. Сам, еле волоча ноги, уходил на поиски дичи, а попасть в зверя или птицу из кремневой винтовки не просто: порох сыпался из ствола, попадал в глаза…

Е. И. Шадрин из поселка Нелемпое тоже помнит лихое время своей юности. Однажды, когда братья и сестры лежали уже без сил и только мать «шевелилась», Егор Иванович усилием воли заставил себя подняться и пойти на охоту. Ему повезло — он убил лося. Отрезал от туши кусок мяса и принес на стойбище. Мать сварила бульон и давала всем по чайной ложке. «Целую неделю выздоравливали. Помаленьку поправились…»

Канцелярия иркутского военного губернатора обратилась к якутскому гражданскому губернатору с просьбой сообщить о мерах предотвращения голодовок. Якутск, в свою очередь, запросил колымского окружного исправника Николаева. Тот донес, что юкагиры и ламуты рек Ясачной и Нелемной «ложатся бременем на средства казны и благотворительные, не подавая надежд на выход и в будущем из состояния нужды и прогрессивно растущей задолженности их при сохранении того уклада хозяйственной деятельности, в котором они живут…» Исправник предлагал либо переселить юкагиров и ламутов на Омолон «при условии снабжения их там необходимыми орудиями охоты и промыслов»[30], либо расселить среди верхнеколымских якутов, с тем чтобы они занялись разведением крупного рогатого скота и лошадей.

Бассейн Омолона в то время оставался еще сравнительно слабо освоенным в промысловом отношении и был более богат рыбой и зверем, чем верхняя Колыма между ее притоками Ясачной и Коркодоном. Однако именно там в 1897 г. произошла массовая гибель юкагиров, ставших жертвами голода и сопутствовавшего ему каннибализма.

Присутствие согласилось со вторым предложением исправника Николаева и вынесло решение об оказании юкатирам и ламутам помощи по обзаведению домашним скотом из расчета до восьми голов на семью, а также сельскохозяйственным инвентарем{54}.

Речь шла, таким образом, о переводе верхнеколымских юкагиров на оседлость. Однако и этот проект остался на бумаге…

В условиях постоянного недоедания, болезней и других невзгод юкагиры редко доживали до преклонного возраста. Я просмотрел списки юкагиров в архивах церквей и убедился, что стариков среди них было очень мало. В Омолопском роде старосты Степана Вострякова, насчитывавшем 103 человека в 1829 г., только 13 дожили до 52–69 лет (причем всего 5 мужчин). В Омолойском роде старосты Барабанского (в церковных делах он назван Омолонским) в 1855 г. из 64 человек не оказалось ни одного старше 67 лет.

НАРУШЕННОЕ РАВНОВЕСИЕ

В чем же дело? Почему страшный призрак голода но встречается нам с такой навязчивостью в этнической истории тунгусов, вечных странников по захолустьям сибирской тайги? Как существовали юкагиры в более отдаленные времена, когда не было хлебо- и рыбозапасных магазинов? Как вообще они выжили?

Сразу ответить на поставленные вопросы нелегко: тут в комплексе действовало несколько причин. Одна из них, может быть, основная, та, что юкагиры не сумели приспособиться к менявшимся условиям существования, в особенности это относится к верхнеколымским юкагирам, у которых единственным домашним животным была и оставалась собака.

Ясно, что тунгусы (в том числе ламуты), сидя верхом на олене, имели гораздо больше возможностей выследить и добыть зверя, чем юкагиры. На худой случай у тунгусов оставались в запасе их собственные олени… Якуты и многие русские старожилы держали не только собак, но и рогатый скот, вследствие чего не находились в столь полной зависимости от природы, как юкагиры. Между тем экологическая обстановка в Сибири с каждым столетием менялась не в лучшую сторону.

Огромное значение для существования всего приполярного населения имел дикий олень, ежегодные миграции которого с юга на север и обратно позволяли людям запасаться его мясом на целую зиму.

Когда-то диких оленей было очень много на всех крупных реках Восточной Сибири, текущих в широтном направлении, начиная от Хатанги на западе и кончая Анадырем на востоке. Малочисленные юкагиры и первые зашедшие на север Якутии тунгусы не могли причинить им большого ущерба. Вместе с человеком возле диких