осталась. Я ему сказала, что собаку не верну. Ну он кричал, ругался, но смирился. Мужчины смиряются. Женщины помнят. Я все помню, ничего не забываю, витамины. Вы, кстати, знаете, что микроволновки опасны для здоровья. У мужа была, с собой забрал. Я всегда разогреваю на плите. Хотите. Колумбийский. С сахаром. Потом их было больше, да. Но кое-кто возвращался. Нет. Не знаю никого лично. Но я читала, для них открываются всякие перспективы. Дают пособия, работу, квартиры. Не так уж и плохо, правда. Это ведь возможность. То есть ты делаешь правильно, а потом тебе еще и дают возможности. Мне никто ничего не предлагал. Сама. Как хочешь, так и крутись. Взяла себя в руки, пошла дела делать. Вот у вас жена скорее всего. Так и думала. Она все и делает. Но плохо за вами ухаживает. Плохо выглядите. Мужчине нужен уход. Нет. Не поддерживаю. Звонила ему на той неделе, по делу, не ответил. Не думаю. У него здоровье, слабый он, умный и слабый. Таких не берут. Почему. Это вы где такое услышали. Нет, это неправда. Сейчас везде неправда. Не знаешь, чему уже верить. Хотя мы и не узнаем. Мало ли кто чего говорит. Мы люди простые, в чем-то своем разбираемся. Они в своем разбираются. Но сейчас, по-моему, все почти улеглось. Мне так кажется. Ну это вы какие-то цифры называете. Непроверенные. Верные другие. Вы просто очень доверчивый человек. Хотите. Бросать бесполезно. Много раз бросала. Так что вы хотели. А. Да. Этот жил напротив, серая дверь. Пару раз общались. Он играл на таком огромном инструменте, как большая скрипка. Потом ушел, увели. Хотите. Сама готовила.

Руки Вегнера стали двигаться как-то по-новому. Будто сместились плечи. Он теперь ощущает, что может размахнуться куда шире, сильнее, чем прежде. Каждое утро он стал подниматься на крышу своего дома и размахивать руками. Ему нравилось это новое ощущение. Как будто вскоре он сможет что-то, чего никогда прежде не мог. С крыши видно весь город как на ладони. Он выходит на крышу по ночам, чтобы не привлекать лишнего внимания. Боится, что заметят раньше времени. К тому же он не хочет ни с кем делиться своим новым ощущением. В первый день на крыше он видит труп голубя, внутри него совершенные по своей конструкции кости, соединения, хрящи.

Давай снимай. Вот тут они у нас сидят. Исправляются. Воспитываются. Раз мама не научила, как надо. Не слушались. Вот тут сними. Этот вот заводила у них. Самый умный, в очках. Чего смотришь. Перевоспитываем. Говорит, вам надо, вы и идите. Нам, то есть, надо, а он будет отсиживаться. Вот тут и отсиживайся. И это мы с пониманием еще, другие бы. Вот этого сними. А этот убежать пытался. В лесу прятался. Представляешь. В какой-то канаве, в дерьме, лежит, замерз, трясется. Умирать не хочу. Куда собирался. Ну, куда собирался. Отогрели. И еще отогреем. Вот тут они у нас спят, в комфорте. Даем пообщаться, свет есть, кормим. Хотя я бы. Таких бы. Но мы люди гуманные, с пониманием. Даже к таким. Вот тут еще сними. Этот на бумажках пишет, рисует вот это. Вот это что. Это твои фантазии такие. Откуда вы такие беретесь-то, с самомнением, творческие. Ты не смотри, не разрешал тебе смотреть. Вот такие у него рисунки, художник. Все они у нас тут с талантами. Особенно когда кушать захотят. Ничего. Мы люди добрые, за дело. Посидят, исправятся. А там нормальными станут. Не станут, еще посидят. Потому что не дело это, на готовом на всем. Вот этого видишь, руку себе грыз, вену искал. Теперь послушней уже, вон как смотрит. Послушненький. К себе возьму. Обучится. В дело пойдет. Это я все к чему. К тому, что вот так надо. Не сюсюкаться. А вот так. Потому что мы нормальные. Поможем если что. Перевоспитаем. По-человечески. Как члены общества. У нас тут так принято. Еще предки так. Общество у нас. Просто с уважением надо, к обществу. Кто общество уважает, того общество защитит. А кто, как вот эти, бегунки, таких за что уважать. Всё, выключай.

И я просто вышел из комнаты. Ничего не сказал. Вышел, закрыл дверь. Вышел на улицу и пошел. Просто шел. Было солнце. Выкурил по дороге девять сигарет. Я считал. Так бывает, считаешь. Через какие-то дороги, дворы. Шел и ни о чем не думал. Теперь мне кажется, зря. Но тогда у меня по-другому не получилось. Нечего было сказать. Или было, но не смог. Хотя следовало. Никогда не понимаю того, что нужно понять, вовремя. Всегда ошибаюсь. Потом подолгу в голове проигрываю, как могло бы. Строю целые ситуации, отматываю назад, когда идет не по плану. Что-то в этом роде. Хочется откатить назад, вернуться, попробовать другие сценарии, по несколько раз, проиграть, отмотать обратно, снова проиграть. Предположить, что было бы. Если бы не ушел, остался, сказал что-нибудь, пускай и бессмысленное. В конце концов, мать. Просто посмотрел в глаза, вышел. Это ведь так не делается. Люди ведут себя по-другому. Пускай ты толком и не знал человека, не знаешь человека, нужно попытаться, нужно успеть поговорить. Наговориться. Чтобы потом не сожалеть. Как сейчас. Недостаточно потом оправдываться. Не оправдаешься. Мне поэтому все время снится комната, со шкафами по всей стене, книжные полки, ящик со всякой мелочью, которую не выбросил, сложил, на потом, но никогда не пригодилось. Знаешь такое. У всех есть.

С кем ты разговариваешь.

С ним.

С тобой все в порядке.

Да. Почему ты спрашиваешь.

Он не может ответить.

Он может слушать.

Он не может слушать. Его нет.

Как это нет. Есть. Я же с ним говорю.

Давай пойдем в гостиную.

Нет, мне не нужно. Я останусь здесь.

Ты говоришь с мертвым человеком.

Я не наговорился с живым.

Вы общались.

Мало. Недостаточно.

Он не может слушать.

У него нет выбора.

Он просто тело.

Они все просто тела. В конечном итоге.

Поговори с нами.

Потом. Наговорился. Каждый день говорим. Рассказываешь чушь, глубокомысленно. Хочу поговорить с ним. Я смотрел ему в глаза.

Разворачивал. Зачем.

Хотел посмотреть в глаза.

Зачем.

Хочу видеть глаза человека, с которым говорю.

Он не человек. Тело. Труп. Его там нет.

Есть. Просто ты не понимаешь. Есть. Я чувствую.

Нет. Ты же знаешь. Мы вместе его несли. Помнишь. Мы с тобой заворачивали, несли, подвязывали веревками.

И что.

Не нужно с ним разговаривать.

Почему.

Это не нормально.

Всё не нормально

Зато мы в безопасности.

Нет никакой безопасности.

Мы в лучшем положении, чем многие.

Заблуждение.

Мы живы. У нас есть все условия.

Тебе кажется, что так выглядит безопасность. Подойди к окну.

Мы не подходим к окнам.

И к телефонам.

И к телефонам. Меры безопасности.

То есть там свои правила, у нас свои. Никому ничего нельзя.

Есть разница.

Нет разницы. У него есть разница. Нет никаких правил.

Он неодушевленный предмет.

Он хорошо меня понимает, я видел по глазам.

Он не может понимать. Меня это пугает.

Страшнее уже не будет.

Меня правда пугает твое поведение. Ты ведь не всерьез.

Мне спокойно вот так.

Мы должны держать себя в руках.

Я держу себя в руках.

Ты спал.

Я не хочу спать.

Ты не спал.

Я не хочу спать.

Кошмары.

Нет никаких кошмаров. Моему организму пока не потребовался сон.

Ты все это время просто лежал.

Я придумывал истории.

О чем.

О детях.

О детях.

Представь, что остались только дети. Буквально младенцы. И никого больше нет. Только дети. Им неоткуда брать прошлое. Некому им рассказать, что было, кто они, зачем они, где они. Некому их защитить, искалечить тоже некому. Просто дети, умные животные. То есть поначалу глупее животных, но потом люди. Гипотетически. Что они станут делать, когда станут взрослыми. Цивилизация. Будет по-другому. Или повторится то же самое. Вода вкуснее воздуха, воздух безвкусен, его как будто бы и нет, каково соотношение животных костей и человеческих, в грунте, в слоях грунта. Когда великан идет по улице, что говорит ему вслед статуя. Поговорка. Я спасла вас от боли, но кто спасет меня. Камни, булыжники, они знают, почему, знают, куда бегут собаки, знают, чего они рыщут. Знаешь, я представлял огромные эмалированные ванны, резервуары с землей, в которых лежат маленькие дети, прорастают стебельками, травой, пальцы распрямляют, они могут быть там, нащупать, засунуть руку, нащупать ручку мягкую, потянуть. А они лежат, постукивают звонко молочными зубами. Я иногда ползу мимо, на животе, по-пластунски, нет-нет да и пожму ручку. Хотя не люблю детей, они как будто пьяные или недоразвитые. Ходят такие, раскачиваются, взять в ручки ничего не могут, роняют, не понимают, когда кричат, и вид у них такой жалкий, беспомощный. Многие умиляются, сюсюкаются, а меня подташнивает. Смотрю и неприятно, не потому, что он будущий человек и так далее, а потому, что отвратительно. Знаешь, что на самом деле страшно. Что свиньи всеядны. Буквально

Ты бредишь.

Они едят что угодно, даже друг друга. Даже гниль. Едят. С аппетитом. Хрюкают, большие такие. Падаль подъедают или подгнившую картошку, всё. Помнишь эти железные машины

Пойдем.

Нет. Помнишь железные машины. Когда на дуло головы нанизывали. Она едет, а голова подергивается. Губы подергиваются. Как будто что-то пытается сказать. Живая машина. Приятно познакомиться, машина. Посмотри в лицо машине.