Старый человек, женившийся на многих женщинах, разводясь с ними одна за другой, может сказать: «Ныне с меня довольно, пусть мир будет потерян для меня! Я поворачиваю свое лицо к Богу!» – и будет умолять Комоса сделать его сыном коба, и тот в конце концов благословит его.

Подобным же образом многие старые женщины становятся монахинями и носят монашеский коб: она «полностью отдает себя Богу, отвергает плоть и работает только на благо своей души».

Великие монастыри, подобно своим собратьям в средневековой Европе, являлись центрами искусства и образования на протяжении всей эфиопской христианской истории. Существуют два основных монастырских устава, разделенные доктринальной разницей: Текле-Хайманота и Евостатевоса (Евстафия). Наиболее знаменитые из этих монастырей, пожалуй, Дэбрэ-Дамо на далеком севере (куда можно добраться только по канатной дороге среди скал) и Дэбрэ-Либанос в Шоа. Существуют, однако, и некоторые другие районы, например, Вальдебба в Бегхемдире, острова озера Тана, Темьбьен в Тыграй, знаменитые своими многочисленными монастырями. Большинство из них представляют собой слабо связанные группы индивидов, нежели организованное сообщество, так как каждый монах следует своей собственной духовной дорогой к аскетическому идеалу и очень мало зависит от организационной дисциплины. Некоторые из них вообще не принадлежат к монашескому сообществу. В этом отношении они следуют ранней христианской традиции, оставшейся в стороне от влияния великих монастырских движений Средних веков. В любом случае они пользуются большим уважением людей, которые восторгаются их аскетизмом более, чем всеми другими христианскими добродетелями. Многие из монахов и в действительности подвергают себя столь жестоким постам, которые даже и не снились простому смертному.

Но и для монаха, не принадлежащего к монастырскому сообществу, существует еще один шаг к более суровому отречению от мира – он может стать отшельником или пустынником (батхави). И в последние годы все еще оставались такие отшельники, жившие на малозаселенных вершинах холмов недалеко от Аддис-Абебы. Вероятно, они и до сих пор строят свои маленькие хижины на одиноких лесных полянах или посреди опрокинутых скал северных гор. Другие же поселяются ближе к жилищам людей, обитая, например, в могильных склепах близлежащих церквей. Для пропитания они грызут корни деревьев и едят траву.

Отшельник – это посланник Бога, он может иногда появиться ночью и завопить во весь голос: «Великое горе приходит на вас! Покайтесь!» – и исчезнуть после этого подобно дуновению ветерка. Он может быть узнан по своим нестриженым волосам, косматым и промасленным. Если Бог покажет ему что-нибудь во сне, он громко закричит на сановника, твердя: «Такой-то и такой-то сон я видел! Заботься и давай милостыню бедным и выпусти всех заключенных из тюрьмы!»

Наконец, очень важным и специфически абиссинским классом священнослужителей являются дабтары, или писцы. Левин (в книге «Воск и золото») проанализировал их положение и роль в следующих хорошо подобранных словах: «В согласии со своей характерной снисходительностью к человеческим порокам амхарская культура установила церковное звание дабтара, для которого необходимы специальные знания, но никакой особой святости не требуется. Это призвание, таким образом, выбирается теми, кто не хочет быть связан суровыми правилами, сопутствующими священническому сану, либо же самими священниками, находящими эти правила слишком жесткими для своей жизни, то есть теми из них, кто развелся или женился вновь».

Дабтара, как поясняет эта цитата, не является священником. Формально он даже не назначается на свою службу и не занимает никакой четко определенной позиции в церковной иерархии. Но не в пример многим священникам он образован, знает геэз, так же как и средневековые писцы на Западе знали латынь, и хорошо знаком с Писаниями. Он, например, может быть учителем в одной из церковных школ. Хотя и удаленный от макдаса, дабтара главенствует в кене мехлет, или хоре, так как именно он является знатоком церковного песнопения (зема) и эзотерической поэзии (кене), которая также может исполняться в церкви. Более того, именно дабтара исполняет церковный танец под ритмический аккомпанемент барабанов и систр, без которого ни один праздник не считается завершенным.

Дабтары также являются писцами, иногда профессиональными каллиграфами, дополнительно зарабатывающими копированием древних манускриптов, зная, как приготовить свой собственный пергамент, перья и чернила. Некоторые из них также составляют на продажу публике амулеты и заговоры, вставляя в текст имя их будущего владельца. Эти заговоры представляют собой узкие полоски пергамента, около 2 м длиной, туго скрученные (они носятся в декоративных металлических цилиндрах, специально изготовленных для этой цели) или же сложенные гармошкой в деревянные обложки наподобие маленькой книжки. Эти амулеты, защищающие своего владельца от дурного глаза, слепоты и различных заболеваний, содержат магическо-религиозные молитвы, взывающие к божеству, считаясь христианскими, они явно имеют языческое происхождение. Другие дабтары – опытные знатоки трав, лечащие различные заболевания природными лекарствами. Остальные же составляют себе репутацию предсказателей и колдунов, сообщающихся, как иногда говорят, с силами тьмы.

Дабтары, таким образом, с их большой эрудицией, обширными знаниями и специальными навыками, но не обладающие мистическим и духовным положением священника, – своего рода связующее звено между мирянами и священнослужителями в этом глубоко религиозном обществе. В каких бы магических занятиях они ни подозревались – это высокоуважаемые люди: их разносторонние способности служат как на благо церкви, так и на благо простых людей.

Уже было сказано, что абиссинцы получают удовольствие от правовых споров самих по себе, являющихся, вероятно, приемлемым выходом для их агрессивных инстинктов. Они гордятся своим хорошим знанием судебной процедуры, убедительны в судебных прошениях и красноречивы в выступлениях. Местные суды собираются в практически полностью неформальной обстановке, где-нибудь на открытом месте, очень часто эти заседания происходят по воскресеньям или приходятся на праздники, являя собой центр притяжения или даже развлечения всего деревенского населения, не занятого иными своими делами. Помимо церкви и большого еженедельного рынка, суды представляют собой третью основную сферу общественной активности, особенно в деревенской жизни. Но сама процедура рассмотрения дел весьма удивительна для непосвященного.

На протяжении последних 300 лет книга Фетха Нагаст (законы царей) была принята в Эфиопии законодательным кодексом; на самом деле она и до сих пор часто цитируется. Эти законы практически полностью основываются на римском праве, модифицированном и «вульгаризированном» в Восточной Римской империи во времена столетий после Юстиниана, но эфиопского перевода, вероятно, не сделали вплоть до XVII столетия.

Тем не менее некоторые судебные процедуры, известные среди абиссинцев, должны были иметь своими предшественниками куда как более ранние времена. Так, например, традиционная процедура проведения гражданского процесса несет некоторые черты из древней римской системы II столетия до н. э. Наиболее явная общая их черта – истец в любом деле дает определенную «ставку» деньгами или чем-либо еще, которая будет оставлена суду, если он проигрывает дело. Также обе системы подразумевают сотрудничество сторон, участвующих в деле, и процедура предписывает им возможность в установленном порядке задавать вопросы и давать ответы. Общим для обеих систем также является обеспечение наложения ареста на ответчика – особенно на должника, который в соответствии со старой эфиопской системой права может быть в буквальном смысле слова физически привязан к кредитору.