– Кстати, жить придется на корабле, – добавил Хугебурка. – Ни одна здешняя гостиница нас теперь и близко не подпустит.

Бугго дернула ртом.

– Слушайте, Хугебурка, дайте же мне свою куртку, что ли. Холодно.

Хугебурка закутал ее плечи. Она села рядом с ним на корточки и покачалась с носка на пятку.

– У меня в банке полмиллиона экю, а нам тут ни поесть, ни задницу прикрыть.

Хугебурка промолчал. Она толкнула его так неожиданно и сильно, что он потерял равновесие и упал в лужу.

– Ой, простите, – тотчас сказала Бугго, раскаиваясь. – Это я от разных… противоречивых чувств.

– Надо бы подать прошение администрации порта, чтобы «Ласточку» подвергли глобальной дезинсекции, – сказал Хугебурка, неловко выбираясь из лужи и обтирая грязь.

– Вы, кстати, поаккуратнее, – заметила Бугго. – У нас с вами теперь одни штаны на двоих, а мне завтра идти на слушания в «Лилию Лагиди».

Наступающий день принес две новости. Во-первых, заявку на дезинсекцию «Ласточки» уже подали, и корабль оказался весь залит остропахнущей жидкостью, от которой слезились глаза. Во-вторых, составление окончательного акта по «Ласточке» отложилось на неопределенный срок, поскольку господин Низа взял отпуск, прошел полное медицинское обследование и сейчас находится в закрытом пансионате, где его наблюдают специалисты по дэрисупаническим состояниям.

Об этом поведал служащий страховой компании, придя к месту разлома «Ласточки» и покричав внутрь корабля, чтоб к нему вышли. Бугго, закутанная в одеяло, с густо-красными от холода босыми ногами, показалась на трапе, а затем спустилась на землю и выслушала сообщение.

Когда служащий удалился, Бугго призвала своего старшего офицера и, лязгая зубами от внезапного озноба, изложила ему свое видение ситуации.

– Господин Низа в истерике и теперь лечится, а поручить составление заключительного акта кому-либо другому, с их точки зрения, неэтично. По-моему, они просто боятся сюда входить.

Хугебурка, выслушав это, помрачнел.

– Что? – вцепилась Бугго. – Вам что-то известно?

– Ничего мне не известно. Просто одно соображение. – Он хмуро поглядел на нее. – Сегодня же и проверю.

– Говорите! – велела капитан.

– Они уже все подсчитали. Сейчас будут тянуть время.

– Зачем? – поразилась Бугго. – Сколько бы времени ни прошло, общий баланс материального ущерба на «Ласточке» не изменится.

– Они будут вынуждать вас потратить деньги, чтобы после слушаний вы не смогли внести выкуп за корабль.

– Чушь! – отрезала Бугго.

– Если мне сегодня дадут работу – хотя бы по уборке ватерклозетов – я с вами соглашусь, – сказал Хугебурка.

– Какие ватерклозеты? Мы запросто можем устроиться техниками… Вы-то уж – точно.

Хугебурка задвигал бровями вопросительно. Бугго плотнее закуталась в одеяло, подняв неожиданную волну инсектицидного запаха, отчего оба закашлялись. С аэродрома накатывали желтоватые облака тумана. Солнце, похоже, оставило всякие попытки пробиться сегодня к людям.

– Почему я точно могу устроиться техником? – осведомился Хугебурка, так как Бугго не реагировала на взгляды и гримасы и явно не намеревалась ничего объяснять.

– Да потому, что вы были отличником, – сказала она. – Что, неправда? Отрицать станете? Я вашу породу насквозь вижу. У вас, небось, золотой диплом…

– Чтобы быть техником, золотого диплома не надо.

– Я вам свою тайну открыла, – обиделась Бугго. – Вы про меня знаете.

– Ну так и вы про меня знаете, – примирительно сказал Хугебурка. – Отдыхайте пока, а я схожу в порт. Может быть, что-то и найдется.

Он забрал у Бугго куртку, кое-как очистил штаны пучком травы и, убедившись в том, что она действительно легла спать на груде одеял под трапом возле разлома (там, по крайней мере, имелся доступ свежего воздуха), зашагал в сторону космопорта.

Худшие подозрения подтвердились немедленно. Кое-какие гостиницы нуждались в уборщике и даже соглашались взять Хугебурку – но только после обязательного медицинского освидетельствования (пятнадцать экю). Первая выплата, как принято, – через две недели после начала работы. Другие владельцы, едва завидев его, просто захлопывали дверь.

Технические службы космопорта относились к Хугебурке более сочувственно – по крайней мере, на словах; но там не было мест и никого не требовалось временно подменить.

В конце концов он набрал в рабочей столовой объедков и черствых булок и вернулся на «Ласточку».

– Сволочи, – сказала Бугго, уплетая. – Почему вы всегда оказываетесь правы?

– Потому что они сволочи.

Она поглядела на него искоса.

– А вы остроумец, да? Как насчет здешних сельских жителей? Раз вы все так точно угадали, нам нужно будет продержаться довольно долго.

– Я уже спрашивал. Крестьяне не берут к себе чужих. Близко не подпускают. Особенно – другой расы.

– Отчасти они правы, – вздохнула Бугго.

Хугебурка смотрел на нее затуманенно и думал, как в полусне, сразу о нескольких вещах. Например, о том, что она ни разу не предложила ему оставить ее, «идти своей дорогой». Ему нравились люди, обделенные патетикой.

– Интересно, – жуя проговорила Бугго, – кто у них свой человек в банке?

– Какая разница? Какой-нибудь мелкий упырек.

– Информация о вкладах считается конфиденциальной… Когда «Ласточка» будет нашей, я хотела бы привлечь его к суду.

– А вот в тюрьме я еще не был! – спохватился Хугебурка. – Может, там возьмут охранником.

Бугго вдруг подпрыгнула на одеялах, окатив себя и собеседника острой вонью химикатов, прокашлялась и быстро заговорила:

– Все, дружище, все – они попались. Еще несколько дней лопаем огрызки. Завтра я с вами пойду. Сошью из одеял халат, что ли. Нужно побольше бедствовать – так, чтобы все видели. Денег в долг просить не будем.

– Лучше так просить, чтобы не дали, – предложил Хугебурка.

– О! – обрадовалась Бугго. – Вы и это умеете?

Хугебурка вздохнул. Бугго беспечно махнула рукой. Ее глаза сияли, длинные белые ресницы плавно извивались, когда она быстро, восторженно моргала.

– Дней через пять, не раньше, мне понадобятся нелегальные деньги. Такие, чтоб никто не знал. Украдите, только так, чтобы не попасться, или еще как-нибудь. Ясно?

– Яснее устава строевой службы.

– Все! – вскрикнула она. – Еще неделя, самое малое, – и «Ласточка» наша, наша!

Она поцеловала трап, возле которого сидела, счастливо вздохнула, закинула руки за голову.

– Терпеть не могу шить, – пробормотала она. – А ножницы на корабле есть?