Никто из нас стопку свою не взял. Юра не любит водку, Сапар совсем не пьет. А женщине пить водку некультурно.

— Пейте! — крикнул начальник. Потом тихо попросил: — Выпейте, пожалуйста.

Сапар заулыбался растерянно и взял двумя пальцами свою стопку, и Юра взял, хотя и нахмурился. Только я не решалась.

— Айна, в последний раз вместе пьем, обещаю, — очень серьезно сказал Вадим Петрович. — За мое счастье выпей, прошу... Ну, даже не за счастье, а чтоб хотя бы несчастий не было. А ты, Сапар, за свое спасение, якши?

Зажмурилась я, глотнула и задохнулась. Даже слезы покатились.

— Не чокался! — весело закричал Сапар.

Они чокнулись и тоже выпили. Закусили рыбными консервами и стали кушать разогретую тушенку с макаронами.

— Еще! — сказал Вадим Петрович. Он достал вторую бутылку водки и стал разливать ее всем. Юре он тоже налил в пиалу.

— Ай, Вадим Петрович, — сказал Сапар. — Не могу я, клянусь матерью, не могу.

— Ну и не моги, — хмуро сказал начальник. — А ты, Айна, пей!

Юра посмотрел на меня с жалостью, когда я отпила и закашлялась. Он тоже закашлялся и немножко пролил водку из пиалушки.

Я почувствовала, что внутри у меня все обожгло.

— Вадим Петрович, извините, я пойду, — сказала я.

— Сиди, Айна, ты еще новости не знаешь, — сказал он. — Говори, что слышал, Сапар!

— Айна-джан, я людей у Аман-баба видел, — быстро заговорил по-туркменски Сапар. — Они сказали, что твой брат узнал, где ты. Вместе с другом в Шартаузе был, милиция их прогнала. Наверное, недалеко они, Айна-джан.

У меня сердце остановилось. Я подумала, что теперь совсем пропаду без Володи. Но если бы Володя не улетел в Ашхабад, еще хуже было бы — они его могли убить. Или он их.

— В милицию надо сообщить по радио, — сказал Юра, а Вадим Петрович засмеялся.

— О чем сообщить? — спросил он. — О болтовне неизвестных богомольцев? Чтобы нам охрану прислали, да?

— А что, ждать сложа руки? — рассердился Юра.

Вадим Петрович опять засмеялся и с шумом втянул в себя воздух. У него было злое лицо.

— Разве ты не заступишься за Айну? — спросил он. — Неужели побоишься и не заступишься?

— Не ваше дело, — сказал Юра. Очень грубо сказал и стукнул кулаком по столу. А мне стало страшно: неужели опять из-за меня будет ссора?

У начальника на дне пиалушки оставалась водка. Он допил ее одним глотком и зажмурился.

— Эх, Огурчинский, Огурчинский, — сказал он и внимательно посмотрел на Юру. — Я охотно верю, что в мыслях своих ты заступаешься за Айну и вообще... разные подвиги совершаешь. Но в том и беда, Юрий дорогой, что есть люди поступков и есть люди побуждений. Понимаешь меня? Одни сами свою судьбу творят, а других жизнь мотает, как... мусор по воде. Вот такой ты и есть, щепочка жалкая... Фантазии много, а силы и воли — шиш! Да и я... тоже вроде тебя...

Он оперся локтями о стол и сжал голову ладонями. Он был совсем пьяный. И Юра был пьяный, это было заметно по его лицу. Оно как будто размякло, а глаза расширились.

— Ты меня с собой не равняй! — крикнул Юра. — Пускай я слабый человек, пускай! А ты — паук, который всех нас скрутил. Ты-то для человека не сделаешь хорошего, не‑е‑т! Только кровь у него можешь сосать, шантажист.

Мне показалось, что начальник даже не прислушивался к его крикам. Он сидел, сжав виски, и никак не отзывался на обидные Юрины слова. Потом Юра всхлипнул и замолчал. Тогда Вадим Петрович тем же тоном, что и раньше, сказал:

— Мы с тобой, Огурчинский, дряблые люди, неудачники по призванию. Такие, как мы, никогда и нигде погоду не делают, а только так... по течению. Шамара — вот кто движущая сила! Наш Володя — это и есть человек поступков, неважно — хороших или плохих, но поступков! Он всегда идет к своей цели, пусть она и низкая, эта цель. Впрочем, у людей... вроде Володи нет различий — высокая она или низкая, лишь бы себе на благо. Себе, только себе! Эти люди на все способны, они все могут...

— Володька — настоящий йигит! — одобрительно воскликнул Сапар. — Володя все может!

Конечно, Сапар не понял, что имел в виду Вадим Петрович. Я же не могла выдавить из себя ни слова — что-то душило меня.

— Молодец, Сапар! — воскликнул Вадим Петрович. — Да здравствуют Володи-завоеватели! Вот увидите: завтра я ему скажу нечто, и он мигом предаст Айну... Или продаст, если ее братец-бандит денег предложит. Но даром — н‑е‑т! — даром не отдаст. Добро все-таки, свое, нельзя...

— Перестаньте! — крикнула я и заплакала. Меня всю сильно затрясло.

Юра ударил рукой по столу, задел пиалушку. Она упала на пол и разбилась.

— Мы уедем с Айной... да! — тяжело дыша, сказал Юра. — Я ее... увожу... навсегда!..

— Куда увожу?! — вцепился ему в плечо Сапар. — Володькину жену забираешь? Я тебя убью! Чужая жена, нельзя, Юра! Я драться буду!

Я рванулась из-за стола. Меня никто не удерживал. Вадим Петрович все сидел, как и раньше, а Сапар тряс Юру за грудь.

Я убежала домой.

Лежала в темноте и плакала, плакала. Жизнь моя несчастливо сложилась, и я думала о том, что если Володя меня оставит, то совсем пропаду. Предчувствие меня мучило, потому что вчера перед отъездом он был нехороший, обманчивый. А вдруг Вадим Петрович говорил правду о Володе? Нет, не может быть, думала я, он ведь всегда был такой хороший.

Потом я немножко забылась. Не заснула, даже не задремала, а так, притихла, успокоилась. Мне нужно было заступать на дежурство около трех часов ночи, а шло только к двенадцати. На часы я не смотрела, время я хорошо чувствую. Из домика еще с полчаса слышались возгласы, но приглушенные. О чем спорили, разобрать мне было трудно — окна я так и не открывала. Решила, что лучше потерплю духоту, пока Володя не приедет. Потом тишина наступила.