Джефферсон вернулся на причал, чтобы отвязать катер. Бросил концы и, оттолкнув его ногой, ловко перемахнул быстро расширявшийся зазор между причалом и лодкой.

Заняв место рядом с ней, вставил ключ в зажигание и завел мощный мотор. Слегка приоткрыл раздвижную дверь на панели между их креслами и показал лестницу, ведущую в каюту.

– Если понадобится, там лежат спасательные жилеты. Удобства тоже там.

Неужели на катере есть ванная комната?

– Я никогда не была на такой мощной лодке. Этот катер словно сошел со страниц «Стиля жизни богатых и знаменитых».

Джефферсон фыркнул.

– Это необходимость при жизни на озере. Боюсь, в такой хороший летний день слишком легко переоценить достоинства реальной жизни в таком месте, как это.

Она взглянула на него, но он сжал губы с таким видом, как будто наговорил лишнего.

Задвинув дверь, уверенно вывел катер от причала и, направив к устью залива, открыл дроссельную заслонку.

– Но вам ведь она нравится, верно?

– Безусловно. Я здесь вырос и понимаю, что жизнь в таком медвежьем углу сопряжена с определенными трудностями и неудобствами.

В том, как он произнес «я», было что-то тревожное, побуждающее заглянуть поглубже.

– Вашей жене здесь не понравилось, – негромко предположила она.

– Она думала, что понравится, но… – Он пожал плечами и затих, переведя взгляд вперед.

– Но?

– Но ей не понравилось. Смотрите, вон там орел.

Он показал на птицу, чтобы сменить тему разговора, но это не могло испортить великолепие орла. Энжи завороженно смотрела, как огромный орел парит в воздушном потоке.

Когда они вышли из залива, Джефферсон прибавил газу. Нос лодки приподнялся, и она помчалась, разрезая гладь воды и оставляя после себя полосы белой пены.

– О! – радостно воскликнула Энжи, вслушиваясь в рев мотора, – будто включили кондиционер. – Она чувствовала, как кожа покрывается мелкими капельками воды. Ветер трепал волосы. Потрясающее ощущение после дневной жары. Энжи на миг утратила чувство реальности, громко смеялась. Джефферсон повернулся к ней, на несколько секунд задержал взгляд и смягчился. – Со мной никогда не было ничего подобного! – крикнула Энжи, пытаясь перекричать шум мотора. – Как здорово. Господи, как же это здорово.

Джефферсон смотрел на нее. Лицо Энжи сияло. Когда он шире открыл заслонку, она снова громко засмеялась. Катер приподнялся над водой и со страшным шумом снова шлепнулся вниз, поднимая в воздух облако брызг. Ветер превратил ее кудри в беспорядочный колтун.

Это так не похоже на прошлую ночь, когда она проснулась в ужасе, в котором отчасти был повинен он. Джефферсон изо всех сил старался не обращать на нее внимания, но ее смех и искренняя радость были слишком заразительны. Он строго напомнил себе то, что сказал ей сегодня утром.

Этим-то и плохи всевозможные улучшения. Они заставляют разочароваться в том, что раньше вас устраивало.

Он прекрасно понимал, что она могла сыграть в его жизни похожую роль, перевернуть ее. И не только потому, что чертовски хороша с растрепанными волосами, в футболке, облепившей грудь, и белой юбке с красными цветами, открывавшей стройные ноги. Он чувствовал, что все гораздо глубже. Ее беззащитность, смех, мысли, рецепты. Она могла отыскать в его шкафу скелеты. Например, стремительно нараставшее недовольство Хейли жизнью на озере. А это лучше оставить нетронутыми. Она могла сделать так, чтобы его перестала удовлетворять жизнь, которую он вел до ее появления. Несмотря на ее миниатюрный размер, Джефферсон очень остро ощущал присутствие этой женщины. Особенно сейчас, с растрепанными волосами и радостным смехом. Она очень красива.

По правде сказать, ее привлекательность становилась опасной. Это уравнение не из тех, что он привык решать для крупных компаний и корпораций. Не дважды два – четыре.

Это выглядело так: «любить кого-то = боль» и делало незащищенным от душевных ран.

И все же, размышляя о своей жизни в последние два года, когда думал, что ему удается максимально обезопасить себя от любых неприятностей, Джефферсон видел огромную пропасть пустоты, которая сама собой вызывала ощущение боли. Он с ненавистью думал об этом. Прошло немногим больше суток с того момента, как Энжи приехала и буквально ворвалась в его дом и его жизнь. Но что-то уже изменилось. И это что-то – его собственное мироощущение – и есть самое главное. Даже понимая, что играет с огнем, он не мог устоять против ее улыбки.

– Значит, вы действительно никогда раньше не ходили на катере?

– Там, где я выросла, не было никакой воды. Мама воспитывала меня одна. У нас никогда не было столько денег, чтобы позволить себе водные прогулки.

– А где ваш отец?

Беззаботная улыбка слетела с ее лица.

– Он ушел от нас, когда мне было десять лет. Это случилось неожиданно. Все думали, что у них с мамой все хорошо. Но оказалось, его мыслями завладел кто-то другой. И он навсегда исчез из нашей жизни.

– Такое не редкость в нашем мире. – Джефферсон отследил напряженность в собственном голосе. – Но всегда грустно слышать, что люди бросают свою семью из-за какой-нибудь глупости или увлекшись кем-то другим. Я потерял семью против воли и не понимаю, как можно не чувствовать ценности того, что у них есть?

Энжи положила руку на его запястье. Это продолжалось всего секунду, но в тот момент Джефферсон почувствовал, что она поняла. Точно поняла, что он хотел сказать.

– У поколения моих дедушки с бабушкой были более правильные представления о многих вещах.

Унаследовав от них традиционные ценности, Джефферсон до сих пор помнил, каким шоком для него стало заявление Хейли после свадьбы о нежелании иметь детей. Такие вещи необходимо обсуждать в первую очередь. Но они были поглощены страстью и упустили это. Тем не менее он никогда не бросил бы ее из-за этого. Никогда.

– Да, я с вами согласна.

Она уже не улыбалась, и Джефферсон вдруг понял, что ему хочется снова услышать ее смех. Странно, ему доставляло огромное удовольствие видеть ее спокойной и беспечной, как она радуется столь немудреному развлечению – поездке на катере.

Поддавшись соблазну показать ей, насколько интересней может быть водная прогулка, он начал выписывать фигуры в форме буквы S. Катер прекрасно слушался руля. На каждом повороте сильно кренился на бок. Энжи широко раскинула руки и растопырила пальцы, будто хотела схватить брызги. Снова засмеялась с нескрываемым, искренним удовольствием.

Поездка, которая заняла бы десять минут, продолжалась вдвое дольше, потому что, выбрав длинный путь, Джефферсон продолжал выписывать огромные буквы S по зеркальной глади озера, предоставленного в их полное распоряжение. В конце концов катер остановился у причала Энслоу.

– Как здесь красиво, – прошептала Энжи.