оказался не просто из уголовной полиции, как он скромно представился, а бывшим патроном BRI, назначенным недавно окружным комиссаром. Он был легендарным начальником бригады розыска и реагирования, которая занималась расследованием убийств и похищений. На его счету было освобождение заложников там, обезвреживание террористов сям, предотвращение нескольких ограблений. Он мелькал в новостях, его представляли ко всяческим наградам.

Проведя час за просмотром, прослушиванием и прочтением, Вера почувствовала агонию от карусели грабежей, убийств, изнасилований. Утирая мокрый лоб, она все читала и читала, не веря, что вот с этим светловолосым полицейским со шрамом на шее, в потертой куртке говорила пару часов назад. И он был комиссаром!

В конце концов, ее накрыли обреченность и усталость. Куда, прости господи, она лезет?!

Вера резко захлопнула ноутбук и подошла к окну, взявшись за щеколды.

Рамы были тонкими, простыми, но старыми, выкрашенными в несколько слоев белой эмалью, и поддавались с трудом. В конце концов, она справилась с ними, вдохнув свежего ночного воздуха. Окно было перегорожено ажурными металлическими перильцами. Впившись в них пальцами, Вера сначала посмотрела наверх, надеясь разглядеть окна квартиры своего начальника, но над ее этажом повисли алые маркизы, загораживающие четвертый этаж. Она разочарованно вздохнула и глянула вниз. Из ее окна хорошо обозревался балкон офиса агентства, уставленный кадками с буйно цветущими неаполитанскими цикламенами, которые как раз начинали цвести в августе и благоухали весь сентябрь. Свет, льющийся из распахнутых дверей, озарял красные, фиолетовые и цвета фуксии бутоны.

Вера перегнулась еще ниже в надежде поймать их аромат, но до нее донеся запах сигаретного дыма, а следом к перилам подошел мужчина в светло-коричневом костюме. Одна рука его была погружена в карман брюк, в другой он держал сигарету.

— Бонсуар! — крикнула Вера. По светлым с проседью кудрям она узнала Юбера — еще одного дядю своего нового начальника. Тот поднял голову и приветливо помахал рукой с зажатой в пальцах дымящейся сигаретой.

— Не спится?

— Нет, это моя первая ночь в Париже! Не уснуть! — смеясь, отозвалась она.

— Спускайтесь! Я как раз открыл бутылку «Божоле Крю», а пить одному совершенно не хочется.

— Разве можно отказаться от такого заманчивого приглашения?

Вера подхватила ключи от квартиры, телефон и, хлопнув входной дверью, быстро сбежала вниз.

Кабинет агентства Герши выглядел несколько иначе при включенном свете. Горели настольная лампа, люстра со свисающими гирляндами стеклянных украшений. Вера приметила детали, которые не увидела в первый свой визит.

Юбер налил вино и протянул ей. Она приняла бокал и опустилась в мягкое, обтянутое зеленым сукном кресло, формой напоминающее бутон тюльпана. И, продолжая разглядывать стены, сделала глоток. Приятная волна тепла окутала облаком неги все тело.

— Вы из Санкт-Петербурга? — спросил Юбер, отпивая вино.

— Да, вы, наверное, обо мне все знаете, — улыбнулась Вера, прикладывая холодное стекло бокала к внезапно запылавшему виску. Неприятно засвербело в груди от этого простого вопроса. Показалось, у нее на лбу написано, что она бежала. Но это чувство быстро анестезировалось вином.

— Восхитительный город. Мрачный, серый, город Достоевского и Гоголя.

— Вы любите русскую классическую литературу?

— О, еще как! «Преступление и наказание»… Родион Раскольников… — заговорил он по-французски пылко — с жестами и высокими интонациями. — Этот вулкан страстей, клокотавший в его душе, просто перевернул мой привычный мир. Несколько месяцев после прочтения я смотрел на людей в страхе узнать, что за материальной оболочкой каждого кроется разрывающий внутренности кислотный пожар чувств, эмоций, подавленных порывов, желания разрушать, созидать, проверять себя на прочность. Выбор моей профессии был отчасти продиктован стремлением разобраться в человеческой природе. Ведь, по сути, мы живем, не зная друг друга. Вот скажите… как психолог: Раскольников был нарциссом?

Вера улыбнулась, не готовая к таким сложным вопросам.

— Думаю, все же да.

— Но ведь он так сильно мучился!

— Вы адвокат? — Вера перевела разговор на другую тему, боясь, что под действием вина будет выглядеть малокомпетентной. А Юбер, кажется, пытался устроить ей проверку.

— Бывший, — ответил тот уклончиво, улыбнувшись так, словно понял, что она его раскусила.

— Интересно… — Вера отпила глоток. Чуть не сорвался бестактный вопрос. Ей захотелось узнать, почему и он, и Эмиль оставили свои профессии и открыли агентство. Ей всегда казалось, что частным сыском занимаются только безработные полицейские, нуждающиеся в деньгах, и самые отчаянные романтики. Судя по тому, в какой части города и в какой квартире они открыли свое бюро, в средствах к существованию не нуждались. Неужели она повстречала самых настоящих романтиков… Такие в природе разве остались?

— В вас есть нечто, — проронил он, глядя на Веру с искренним восхищением. — Наверное, ваши предки давно живут в Санкт-Петербурге?

— Моя прабабушка — дворянка, а прадед — красный офицер.

— Ого! Я же говорил, в вас есть нечто такое. М-м… — Он замялся, постукивая указательным пальцем по стеклу бокала. — Если взять портреты великих женщин и составить из них ретроспективу начиная с античных времен до наших дней, то можно отследить нечто общее во взгляде… в посадке головы… в линии рта… Стержень.

Юбер покраснел до корней волос, видно, осознав, что в попытке соблазнения ступил на очень зыбкую дорожку.

— Позвольте, я принесу к вину сыра и виноград, — спохватился он. — И персики! Вы пробовали наши персики со средиземноморского побережья?

Когда Юбер вышел, взгляд Веры упал на стол, усеянный папками, бумагами и уставленный канцелярскими принадлежностями фирмы «Montblanc». У экрана компьютера стояла черно-белая фотография. Это было единственное фото в комнате, не считая изображений в подражание импрессионистам и фотокартинам Герхарда Рихтера.

Вера некоторое время сидела в ожидании Юбера, но тот задерживался. Она поднялась, с бокалом в руках прошлась по мягкому белоснежному ковру, обвела глазами светлые стены с нежными узорами лепнины по краям, которые приятно контрастировали с ореховым паркетом. Вернулась к столу и нагнулась к фото. Старая карточка, потертая, выцветшая. На ней довольно необычная пара в брезентовых комбинезонах. На фоне доисторический автомобиль, кажется, какой-то из первых «Фордов». Очень старый. Вера не особенно разбиралась, но этому явно было лет сто.

Она было разогнулась и, отпив вина, собиралась вернуться в кресло, но что-то заставило ее поставить бокал и взять фотокарточку в руки.

На нее смотрели Эмиль и Зоя.

Эмиль как будто старше своих лет, вместо крашеных черных волос густая копна кудрей чуть темнее пшеничных, насколько можно судить по черно-белым оттенкам, но выражение глаз то же, да и поджатый рот. Зоя — напротив, кажется задорной девчонкой, у нее коротко подстриженные, торчащие во все стороны черные иглы волос, под мышкой автомобильный шлем с огромными лупами очков.

Вера мотнула головой. Наверное, это их предки — прадед с