с травами покрылась ровной зелёной щёткой всходов, плети клематиса выпустили листья…

— Хорошо, — пробормотала она. — Сейчас после завтрака посажу сирень, да и пойду себе по бюрократам…

Тонкие блинчики, в которые предлагалось завернуть копчёного лосося, пышные оладьи со сметаной, творог, совершенно необыкновенное варенье из абрикосов с персиками и белой черешней, ломтики холодного отварного языка, буженина, ломти ещё тёплого хлеба, свежезаваренный чай…

— Аркадий, мы в двери перестанем пролезать! — сказал Алекс, окидывая взглядом стол, накрытый к завтраку.

— Так народу-то сколько, хозяин! Трое мужчин, ещё и мало еды будет! — откликнулся домовой, и на столе появилась вазочка с мёдом.

Вошедший в столовую Суржиков поперхнулся, проглотил слюну, аккуратно обошёл своего работодателя и сел к столу.

— Ты как хочешь, шеф, можешь и не завтракать, а у меня от одного взгляда на это всё вдохновение появляется! «Ты думаешь, что, если ты добродетелен, так уже и не должно быть ни пирожков, ни пива?»

— Откуда это? — рассеянно спросил Верещагин.

— «Двенадцатая ночь», сэр! Ах, как я там играл сэра Тоби!

До полудня оставалось не больше пятнадцати минут, когда сыщики подошли к воротам особняка на Кадашевской улице, где проживало семейство Тропиных. Алекс посмотрел на своего помощника, хмыкнул каким-то мыслям и порекомендовал:

— Ты в «Горе от ума» случаем не Скалозуба играл?

— Было и такое…

— Вот и вспомни эту роль, только не переигрывай.

— Со всеми?

— Нет, конечно, только с самой мадам. Со слугами этот образ никак не пройдёт…

— Понял…

Суржиков хотел добавить что-то ещё, но в этот момент калитка интересующего их дома распахнулась настежь, и из неё выскочил невысокий субъект. Был он столь широкоплеч и обладал такими роскошными бакенбардами, что любому сразу становилось ясно: гном. Причем гном из технического клана, потому что только техники тщательно брили бороду, оставляя пышные баки.

Выскочивший повернулся к калитке, что захлопнулась за его спиной, погрозил кулаком и с жаром произнёс несколько слов. Именно тех слов, которые обычно говорят все разумные, уронившие на ногу кирпич или получившие ещё какое-нибудь ощутимое свидетельство неблаговоления к ним судьбы.

— Влад, — прошептал Верещагин. — Догони его и заведи разговор, выясни, что там произошло! А я к клиентке.

— Угу, — бывший актёр кивнул, в два шага догнал идущего в сторону Большой Ордынки гнома и о чём-то заговорил.

Алекс повернулся к воротам и позвонил в звонок.

Госпожа Джаванширова и в самом деле ждала его. Открывший калитку верзила — не то охранник, не то дворник — молча поклонился и провёл детектива к парадному крыльцу, беломраморному, с шестью высокими колоннами. Там визитёра перехватила горничная в белой кружевной наколке и пригласила следовать за ней. Хозяйка дома ждала его в гостиной, нетерпеливо постукивая пальцами по ручке кресла. Она жестом отпустила горничную, так же жестом предложила Верещагину сесть и разомкнула губы только тогда, когда дверь за девушкой захлопнулась.

— Итак? Вам есть, что рассказать?

«А ведь она волнуется. Интересно, почему?», — подумал Алекс.

— Пока нет. Я ведь говорил, Марина Владимировна, результаты, скорее всего, не будут получены сразу. Вы ведь были у меня только вчера…

— Да, в самом деле, — она провела ладонью по лицу, будто стирая невидимую паутину. — Отчего-то я нервничаю.

— Мне бы хотелось поговорить с вашими домашними слугами, может быть, кто-то из них что-то заметил, но не посчитал важным. Домашний секретарь у Петра Степановича был?

— Нет… Нет, не было. Если он работал дома, то в основном над специальной литературой, читал, делал пометки. Пару раз писал статьи, тогда записывал на кристалл, а потом на работе расшифровывал.

— Хорошо. Тогда мне нужно побеседовать с горничными, с экономкой, с дворником, с водителем, как его… Хольгридссон.

— Хальгридссон, — поправила госпожа Джаванширова. — Я его уволила.

— Почему?

— Потому что этот мерзкий коротышка сопровождал Петра везде и всюду! Значит, должен был знать, что тот задумал!

— Понимаю вас, — ответил Алекс, стараясь выглядеть сочувствующим. — Тогда после беседы с вами я поговорю со всей имеющейся прислугой, вдруг кто-то что-то видел, но не осознал значимость?

— Да-да, мой секретарь вас проводит… — Она со стоном опустила голову на спинку кресла. — Вы случайно не владеете лекарскими умениями? Мигрень замучила, со вчерашнего вечера. Свет, звуки, запахи совершенно непереносимы.

— Увы, — детектив развёл руками, и тут ему в голову пришла неплохая мысль. — Вообще-то у меня есть отличный целитель…

— Ну, конечно, с вашей работой надо иметь такие знакомства! — женщина рассмеялась и тут же вновь закрыла глаза и застонала.

— Если желаете, я попрошу Софью прийти.

— Да-да, пожалуйста! Идите, Георгий вас проведёт по дому и прикажет всем отвечать.

Секретарь мадам Джаваншировой, высокий брюнет лет двадцати пяти, ждал возле двери.

— Минутку, — Алекс вытащил коммуникатор и набрал номер. Когда на экране появилось лицо Софьи, он спросил: — Ты с мигренями работаешь?

— Конечно. Давно мается?

— С вечера.

— Говори адрес, сейчас подъеду.

Верещагин продиктовал адрес, потом добавил:

— Возьми экипаж, будет стоить примерно восемь — девять дукатов. Ну что же, Георгий, начнём с экономки?

Увы, ни экономка, ни горничные, ни дворник — никто из домашних в этом особняке ничего не смог сообщить о том, что могло послужить причиной экстравагантного поступка господина Тропина. Правда, во время беседы с поварихой он случайно посмотрел на старуху, сидевшую в углу и чистившую яблоки. Выглядела бабка так, словно не соображает вообще ничего, но взгляд, который она бросила на сыщика, был острым и ясным. Старуха медленно закрыла глаза, открыла их и скосила в сторону выхода. Потом поднялась, отставив в сторону миску с яблоками, и заковыляла к двери, что-то бормоча себе под нос.

Повариха покачала головой:

— Совсем сдаёт Ермолаевна. Вот теперь, без Петра Степаныча, отправит её хозяйка в богадельню, — покосившись на вошедшего в кухню Георгия, она снова взялась за тесто.

Распрощавшись с Георгием, Алекс попросил передать Марине Владимировне, что он свяжется с ней завтра, вышел во двор и оглянулся. Старуха маячила возле калитки. Завидев детектива, она с неожиданной прытью вышмыгнула на улицу.

В переулке было тихо, ветерок играл листком тополя, у забора напротив в лопухах лежала рыжая собака.

Ермолаевна огляделась, цепко взяла Алекса за рукав и потащила в сторону. Дойдя до угла, откуда усадьба уже никак не просматривалась, она повернулась к сыщику и сказала:

— Ну вот, теперь и поговорить можно. Меня звать Варвара Ермолаевна, я у Петра нянькой была…

— Алексей Верещагин, — представился сыщик, разглядывая собеседницу.

Нет, никак не понятно было, куда пропала сгорбленная полубезумная старуха: перед ним стояла женщина пусть и в годах, но статная, подтянутая, со значительным и умным лицом.

— Значит, Машка тебя наняла Петра разыскать?

— Да, именно так.

— Деньги ты