«Я тепло вас приветствую. Будучи извещен о вашем добровольном намерении поддержать мои справедливые притязания на полагающуюся мне по наследственному праву корону, а также ради справедливого отстранения [от власти] этого человекоубийцы и противоестественного тирана, который теперь несправедливо удерживает господство над вами, я даю вам знать, что ни одно христианское сердце не может более полниться радостью, нежели мое — сердце вашего бедного друга-изгнанника, который сразу, как только вы его точно известите о том, какие силы вы подготовили и каких капитанов и предводителей им подобрали, будет готов переправиться через море с теми силами, которые мои друзья здесь готовят для меня. И если я буду столь быстр и удачлив, как мне того хочется в соответствии с вашим желанием, я всегда, в первую очередь, буду помнить вашу самую горячую поддержку, оказанную мне в моем правом деле, и сполна отблагодарю за нее. Дано под нашу печать,

Н.

Я прошу вас оказать доверие посланнику в том, что он сообщит вам».

Это послание было составлено в довольно льстивой манере и подписано так, как если бы Генрих уже стал королем (он использовал затейливую «Н» в качестве личной подписи даже после того, как занял престол). Конечно, такое послание должно было, помимо всего прочего, вызвать досаду у Ричарда III, настоящего короля[99].

Один случай, в частности, показывает, с какой серьезностью английские власти относились к распространению «изменнических» текстов. Уильям Колингбурн прикрепил к дверям собора Святого Павла в Лондоне стишок следующего содержания: «Кот, крыса и Лоувелл, наш пес, // Правят всей Англией под главенством Борова» («The cat, the rat and Lovel our dog, // Ruleth all England under a Hog»). Под названными животными подразумевались Ричард III (Боров) и его главные советники — лорд Лоувелл, Уильям Кэтсби и сэр Ричард Рэтклифф. За это, как говорит нам Шекспир, Колингбурн был повешен, проволочен и четвертован. Однако на самом деле он был приговорен к казни не только из-за одного стишка. Он состоял в тайной переписке с Генрихом Тюдором.

Полномочная следственная комиссия была назначена 29 ноября 1484 года; в ее задачу входило расследовать «определенные измены и оскорбительные действия, совершенные эсквайром Уильямом Колингбурном, в прошлом [владевшим поместьем] Лидьярд в графстве Уилтшир, и эсквайром Джоном Тербервилем, в прошлом [владевшим поместьем] Фирмэйн в графстве Дорсет». Среди членов комиссии были герцоги Норфолк и Саффолк, граф Сэрри (сын герцога Норфолка), лорд Лоувелл, одиннадцать других лордов, лорд-мэр Лондона и девять ординарных судей, так что не могло быть никакого сомнения относительно того, насколько серьезное значение придавалось действиям подсудимых. Согласно Холиншеду, который, очевидно, цитирует оригинальный обвинительный акт (не сохранившийся до нашего времени), Колингбурн и Тербервиль заплатили одному человеку 8 фунтов стерлингов, чтобы он доставил Тюдору письмо. В этом письме они призывали Тюдора ближайшей осенью вновь высадиться с войском в Англии, в Пуле, и обещали встретить его там со значительными силами. В виде особого стимула они указывали ему, что если он захватит власть в это время, то сможет собрать налоги, выплачиваемые в королевскую казну ко дню Святого Михаила[100].

Ричард отпраздновал Рождество с особой пышностью, вероятно, чтобы подчеркнуть свою уверенность в надежном положении королевства. Торжества состоялись в Вестминстере; на день Епифании (6 января) король носил свою корону и принял полное участие в церемониях, проходивших в большом холле Вестминстера, «как если бы это была его первая коронация». Само Рождество тоже было хорошо отпраздновано, но Кроулендский хронист неодобрительно замечает по этому поводу, что «слишком много внимания было уделено пению и танцам и суетным сменам нарядов одинаковой формы и цвета, подаренных королеве Анне и госпоже Елизавете, старшей дочери покойного короля»[101]. Справедливость этого утверждения спорна, но похоже на то, что все присутствующие (кроме, вероятно, самого хрониста) развлекались на славу.

В ходе рождественских празднеств разведчики Ричарда донесли ему, что в наступающем году точно следует ожидать вторжения Генриха Тюдора, который, с дозволения Карла VIII Французского, деятельно снаряжает корабли и вербует людей во Франции[102]. Чтобы отразить нашествие, Ричарду требовались деньги. Воины, которых он собирался призвать в нужное время, должны были получать жалованье от своих городов или лордов, их приведших или приславших, но ему все равно требовались деньги для содержания кораблей и гарнизонов. Возможно, скрепя сердце, он решил собрать деньги под видом займов. Он должен был знать, что это будет непопулярная мера. Его брат Эдуард IV часто собирал деньги под видом «беневоленций» — полудобровольных «дарений», которые редко компенсировались впоследствии, поэтому Парламент, созванный Ричардом, издал акт, запрещающий такую практику. Система Ричарда была иной: он издал денежные запросы под своей личной печатью и обязал корону выплатить займы к определенным датам. В регистре Личной Печати (Privy Seal register) разосланные им письма были смело озаглавлены «Письмо ради денег» («A letter for money») и сообщали следующее:

«От короля.

Верные и возлюбленные, мы тепло вас приветствуем. И ради таких великих и крайних затрат и расходов, которые мы срочно должны понести и выдержать, а также ради того, чтобы блюсти надзор над морем и сушей для защиты королевства, мы весьма настоятельно, от самого сердца просим вас послать нам [деньги] в виде займа через нашего доверенного служащего, доставившего это письмо. И мы обещаем вам посредством этого нашего письма, подписанного нашей собственной [рукой], должным образом удовлетворить вас в ближайший день Святого Мартина и полностью расплатиться к ближайшему празднику Святого Иоанна Крестителя без дальнейших задержек. Уверяем вас, что, выполнив это наше срочное желание и сердечную просьбу, вы найдете нас своим добрым и милостивым верховным государем в любых ваших разумных желаниях; ради чего впредь оказывайте доверие нашему названному служащему в том, что он откроет вам от нашего имени касательно этого дела. Дано и т. д.»

Эти письма были разосланы целыми связками, и разносчики получили инструкции вручить их поименованным адресатам, которые рассеянно проживали по всей территории Англии. Разносчикам было поручено просить у них суммы, «написанные в нижнем углу» некоторых писем. Их размер колебался от 100 фунтов стерлингов до 40 марок. В других письмах не было вписано никаких имен, но они содержали указания сумм, о которых следовало просить, и должны были вручаться людям по усмотрению разносчиков.