litbaza книги онлайнИсторическая прозаВдовий плат - Борис Акунин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 53
Перейти на страницу:

Не в те окошки стучишься, Семен Никитич, мысленно усмехнулась Григориева. Ни Клоповский архимандрит, ни Олександра Курятник твоему зубастому волку лаз в овчарню не откроют.

– Ладно, иди.

Но Изосим медлил.

– Или не всё сказал?

Красивые глаза над мерцающей маской скосились на дверь. Подслушивать тут было некому, но Изосим любил осторожность.

– Я лучше на ухо…

Чуть не касаясь тонким серебряным носом ее щеки, зашелестел.

Один раз Настасья вставила вопрос:

– Откуда он у тебя?

– Когда у Горшениных сидели и долго ждали, что жены решат… Гляжу, торчит из-за кушака. Ну и стянул, – пояснил Изосим чуть громче. Опять оглянулся и дальше уже говорил только шепотом.

Дослушав, Настасья подумала-подумала – и одобрила.

– Дело говоришь. Исполни.

* * *

Двор Олександры Курятника стоял на стыке двух великих новгородских улиц – Легощей и Чудинцевой, в самой середке Софийской стороны. С вечера пошел крупный чистый снег, первый в эту зиму, и к ночи превратил город в подобие огромной шашечной доски: крыши, дворы, мостовые сделались белыми, стены и заборы остались черными.

На заостренный конец одного из бревен курятниковского частокола с захлестом легла петля, брошенная с пустой улицы. По натянутой веревке быстро, без усилия поднялась легкая тень.

До приезда великого князя Курятник для ночного обережения ставил тройную охрану, но теперь опасаться врагов перестал, и во дворе перед воротами похаживал всего один сонный сторож в длинной дохе. Соскользнувшую с тына фигуру он не заметил.

Темной стороной, вдоль конюшни, тень перебежала к терему и завернула за угол. Пухлый снег не скрипел.

Человек, задрав голову, пересчитал окна верхнего житья, выбрал нужное. Закрутил над головой веревкой с крюком, кинул.

Негромко хрустнуло, лязгнуло. Железный конец с первой же попытки зацепился за наличник.

С пол-минуты человек был неподвижен – прислушивался, не проснулся ли кто от стука. Но час был поздний, глухой. Дом крепко спал.

Спал и хозяин, откинув соболье покрывало. В натопленной комнате было жарко. Рот в обрамлении густой бороды был приоткрыт и улыбался. Новоиспеченному окольничему снилось что-то приятное.

Окно открылось не в спальне, а в соседнем мытном чулане. Там из стены торчала бронзовая трубка с затычкой – если вынуть, польется вода, а в полу, под круглой крышкой, была дыра – справлять нужду. В богатых новгородских домах текучая вода и поганые стоки были не в диковину.

Верхолаз с подоконника не ступил на дощатый пол, а нырнул головой вниз, мягко, бесшумно перевернулся, сел на корточки и дальше пополз на коленях, так же беззвучно.

Дверь в спальню открывал долго, по вершочку. Зато получилось тихо.

Только в самый последний миг спящий что-то почуял и открыл глаза.

Увидел над собой подсвеченное месяцем видение, прекрасное и страшное: сияющий улыбчатый серебряный лик, а над ним – занесенный кинжал, острие которого вспыхнуло лунным бликом.

– Я тебя знаю. Ты Настасьин урод безносый! – просипел Олександра (он был не трусливого десятка) и сунул руку под подушку, куда всегда клал на ночь булатный нож. – Убью, паскуда!

Одной рукой перехватив запястье, Изосим всадил лежащему в сердце кривой азиатский клинок. Навалился, подождал, пока тело перестанет дергаться. Только тогда ответил, не заботясь о картавости:

– Что ’еня у’ивать? Я четыре года как ’ерт’ец.

* * *

В тот день Настасья с утра была на дворе у Шелковой. Вдвоем принимали со всего Новгорода, от передних людей, купеческих сотен и ремесленных товариществ казну – прикармливать московских. Считали, сверяли со списками.

Богатства нанесли столько – целого дня не хватит перечесть. Было тут серебро денежное мешками, рубленое вязками, речной жемчуг низками, драгоценные блюда с кубками, меховые сорока, рыбья кость, узорчатые ткани, иноземное вино в бочонках, сахарные головы – много всякого.

– Пожадничал владыка. – Настасья отодвинула бересту подальше от глаз, чтобы легче читалось. – Евангелий с житиями прислал только пять, а написано – десять. Еще золота обещал – нету.

Владычий ключник, доставивший взнос, стал объяснять, что преосвященный от своего слова не отпирается, но хочет остальное великому князю поднести лично, и еще сверх прибавит.

Вдовий плат

– Что прибавит – дело его, владычье, а назначенное Господой довези, – отрезала Каменная.

Тем временем Ефимия с приказчиком здесь же, близко, принимали воз от Марфы. Воз был наполнен одними горностаями – этот мех, драгоценнейший из всех, во всем Новгороде добывали только Борецкие.

Осмотрев и ощупав связки, Шелковая сказала своему человеку:

– Перенеси всё, милый, в осьмнадцатую кладовую. – А чужому приказчику молвила: – Кланяйся Марфе Исаковне, детинушка.

У нее все нижние люди были «милые» да «детинушки» – за то боярыню в Новгороде и любили.

– Поставь мне, Ефимья свет-Ондревна, свой знак на бересте, – поклонился приказчик Борецких. – И поеду с Богом.

– Подавились бы они нашим подношением, – вздохнула Горшенина, подходя к Настасье. – Московские хуже татар. Не русские они, порченые. Что за Москва такая? Вылезла, словно гнойный прыщ, и всё растет, набухает, расползается Антоновым огнем. Это мы, Новгород, – настоящая Русь. От нас всё пошло, от вещего Олега. Он и Киев поставил, и прочие великие грады. А ныне только мы да Псков древнюю чистоту блюдем. Вот скажи, на что нам жить с этой полутатарвой? Ничего кроме зла мы от низовских никогда не видывали.

– А Невский, который нас от немцев и шведов защищал?

– Невский, – фыркнула Ефимия. – Тьфу на него! Побед было на копейку, а шуму на рубль. Немцев мы и без него бивали, а кто потом на нас татар навел? Кто вместе с ними глаза выкалывал, носы резал? Это низовские у татар научились – человечье лицо, образ Божий, уродовать.

– А вера православная? – спросила еще Григориева – не просто так, а для проверки.

– Что нам с той веры? – Шелковая пренебрежительно махнула. – Она всё одно не русская, а чужая, греческая. Так не лучше ль податься в латинскую веру? Тогда уж мы точно с Москвой навечно поврозь будем.

Это Каменная и хотела услышать.

– Тут ты, сестрица, может, и права, – покивала она.

Сама же подумала: «На таких речах я тебя и поймаю. Но сначала надо от московского волка и от Марфы избавиться».

– Постой-ка, – остановила Ефимия слугу, несшего охапку горностаев. – Эй, Саввушка, милый! – Подбежал горшенинский приказчик. – Что это?

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 53
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?