Старик нечасто слышал от своего сурового хозяина похвалу и растроганно шмыгнул носом.

– Ни в чем Каменной не перечь. Она поможет вычистить Новгород от лютых моих врагов, добела. А как покончим с врагами, возьмусь и за тамошних друзей. Самодержцу друзья не нужны, нужны слуги. У новгородцев кровь вольностью отравленная. Это не вылечить. Надо их породу под корень. – Иван рубанул воздух рукой. – Когда Настасья свою работу исполнит, положу ей конец. Никого из вящих в Новгороде не оставлю, даже Феофила вертлявого. Расселю весь порченый новгородский род по моей широкой державе, малыми кучками. Кто не сдохнет по дороге, тот обучится смирению. А на Новгородчину переведу жить своих, привычных к покорству. Новгородская торговля, конечно, запустеет. И ляд с нею. Лучше прирезать заразную овцу, даже если она шерстиста и приплодиста, чем дать хвори перекинуться на всё стадо. Так буду править Русью. То же завещаю и детям.

Борисов подождал, не будет ли сказано что-нибудь еще. Не дождался и, всхлипнув, прошептал:

– Велик ты, государь. Все мы пред тобою червяки навозные.

– Не предо мною – перед Державою. – Иван воздел к потолку острый палец. – Я и сам перед Господом – желудь малый. Но дуб, который от меня произрастет – Русская Держава, – пребудет вовеки.