в корсет — если у Максима не отыщется нормальных оправданий, она засунет эту тряпку ему в задницу! Ну, а если он всё-таки случайно ошибся в цифре своего телефонного номера… Что ж, носовой платочек станет их семейной реликвией. О котором они будут рассказывать внукам.

— Ну, покажи-ка, где шляется мою поклонничек? — прошептала Несвицкая и поднесла Жемчужное Зеркало к Игольной Карте. Последняя выглядела как чистый лист, но как только над ним зависло Зеркало, по бумаге побежали тёмные линии, которые сложились в карту Краснодара и его окрестностей. Где-то на минуту или две ничего не происходило. Словно Игольная Карта не понимала, кого искать, но потом комнату осветила вспышка. Жирный красный крестик появился под названием ничем не примечательной деревни — Северные Гребешки. Несвицкая удовлетворённо кивнула: — Наведаемся в гости. Так-так-так… Кому принадлежит это село? Ломоносов? Гм, знакомое имя…

Она вспомнила, где уже его видела: в списке гостей на Ежегодный бал! Странное совпадение… Несвицкая вернулась в свои покои и вновь включила записи с камер видеонаблюдения. Она проследила, когда появился Максим, перемотала на момент прихода Ломоносова. Вот оно! Ломоносов явно кого-то искал, но как только увидел Максима, взял бокал шампанского и спрятался в углу. Они как-то связаны. Несвицкая порывисто схватила вазу и шандарахнула ею о противоположную стену. Осколки посыпались ей под ноги. Её худшие предположения оказались правдой! Над ней зло подшутили! Какой-то мальчишка решил повеселиться за её счёт. Ну уж нет, такого она не спустит! Думали в деревне от неё спрятаться⁈ Даром она, что ли, сегодня выходной себе устроила⁈ Прямо сейчас отправится в Северные Гребешки и камня на камне там не оставит!

* * *

Северные Гребешки, два часа спустя.

Крабогном играл с Верой в шахматы и беспощадно мухлевал. Стоило ей отвернуться или отойти за чаем, он переставлял фигуры в выгодное ему положение. Таким образом он чуть не поставил Вере мат в течение первых пяти секунд — и это учитывая, что ещё никто не ходил. Вера, которая отвлеклась на беседу с сестрой, лишь закатила глаза, вернула фигуры на место и сделала первый ход. На самом деле Крабогном даже не был заинтересован в победе — он действовал на автомате, витая где-то в облаках. Его злокозненная душа — которой у него вообще-то не должно быть — находилась в абсолютном смятении. Он непрерывно думал о Несвицкой и о превратностях судьбы. Интересно, можно ли превратить человека в Крабогнома?

— Только экспериментируй не на мне, пожалуйста, — попросила Вера, и он понял, что произнёс это вслух.

— Нет… — пробормотал он. — Это так… Теоретически.

Внезапно совсем рядом зашумело — взвизгнули шины, загомонили люди. Крабогном поспешил выяснить, что происходит. Он побежал на крики — скандал развернулся на окраине деревни, прямо на подъездной дороге. Там стояла шикарная чёрная «Чайка», которую обступили взволнованные жители Северных Гребешков. Они охали и ахали, но по большей части молчали, а вот говорила… Сердце Крабогнома перестало биться лет двадцать назад, но сегодня оно бы сделало это снова. Ну, если бы ещё хоть немного шевелилось. Знакомый голос! Несвицкая. Крабогном прислушался.

— Немедленно позовите Максима Лаверина! — требовала она. — Или как вы его называете? Мне наплевать, как его звать по-настоящему! Я хочу посмотреть в его наглые лживые глаза! Немедленно! И где ваш хозяин? Где Ломоносов? Это он заварил всю кашу⁈ Пропустите!

Растолкав деревенских, Несвицкая прошагала с гордо задранной головой мимо Крабогнома. Он проводил её тоскливым взглядом и поплёлся следом. Ой-ой-ой. Кажется, он навлёк беду не только на себя, но и на великана-хозяина-друга. Придётся признаться… Он скажет, что вина лежит только на нём! Он спасёт великана-хозяина-друга от гнева Несвицкой! А заодно — хотя бы ещё пять минут поговорит с нею с глаза на глаз, насладится её остроумием и красотой… Встряхнувшись, Крабогном сердито рыкнул — влюблённость делает из него совсем уж какого-то дурака! Пока он размышлял, Вера и Лера увели Несвицкую в домик, где обычно принимали важных гостей — поставщиков и покупателей. Он поторопился прошмыгнуть в открытую дверь.

Несвицкая продолжала бушевать:

— Ваш хозяин сыграл со мной злую шутку! Он зачем-то нанял мужчину, чтобы меня охмурить! — она скривилась и смерила сестёр Добрых строгим взглядом с головы до ног. — Я говорю вам это чисто из женской солидарности. Чтобы вы знали, на какого негодяя работаете!

— Господин Ломоносов, конечно, человек не однозначный, а иногда даже одиозный, но… — протянула Вера и запнулась. Покачав головой, она всё-таки закончила: — Но я сильно сомневаюсь, что он способен на такую злую шутку.

— Уж поверьте, — нахмурилась Несвицкая. — Ещё как способен! И он об это сильно пожалеет!

Крабогном громко откашлялся. Она повернулась к нему и вдруг слегка улыбнулась:

— О, давно хотела посмотреть на его фамилиаров. Ещё когда о них стало только-только известно. Но потом замоталась и вовсе забыла об этих любопытных ручных монстриках… Правда, в моих планах было нанести дружеский визит, но сейчас… Я отниму у Ломоносова всё, вплоть до последних поношенных туфель. И фамилиаров — тоже, — она присела на корточки, вытянула руку вперёд и поманила Крабогнома, словно он был милой собачкой: — Иди сюда. Давай познакомимся?

Вера и Лера от неожиданности прыснули со смеху — тут же попытались остановиться, закрыли рты ладошками, но хохот всё равно вырывался сквозь пальцы. Несвицкая покраснела от гнева, но не успела ничего сказать. Крабогном элегантно поклонился и произнёс:

— Я знакомиться с вами. Максим Лаверин.

— Что⁈ — у Несвицкой отвисла челюсть от удивления. — Ты говорящий? Погоди… Максим Лаверин⁈

— Великан-хозяин-друг не виноват! — горячо заверил Крабогном и добавил, когда на лице Несвицкой не появилось ни толики понимания: — Ломоносов — великан-хозяин-друг. Не виноват. Я его обмануть. Узнать про бал. Захотеть танцевать. Увидеть вас. Сойти с ума, — Крабогном экспрессивно взмахнул клешнями и воскликнул: — Стихи!

Вы прекраснее рассвет,

Ваша талий тоньше ос.

Если бы не этикет,

Я поцелуй бы вы в засос!

Вера и Лера подавились и тихонечко сползли по стенке — у них не осталось больше сил смеяться. Несвицкая застыла каменным изваянием, но по глазам было видно, что в её голове быстро-быстро крутились винтики и шарики. Крабогном, воспользовавшись её ступором, сбивчиво протараторил:

— Я всегда хотеть на бал. Потанцевать, веселиться… Я одинокий! Но вы сделать меня не одиноким! Великан-хозяин-друг ничего не знать! Он меня отругать! Не говорить ему, пожалуйста! Я вас не