— Сына всякой хренью не корми!

— Ах теперь, «сына» не корми? — ухмыляюсь я. — Вы уж определитесь, сын он вам или не сын. А то качели какие-то устраиваете и мне и ему.

— Не собираюсь определяться! — Сергей Валерьевич отпускает нехотя мой живот и идет на выход. — Дверь не закрывай, я быстро!

Сижу, меланхолично хрупаю штукатуркой. Никого не трогаю. Надо бы по магазинам пройтись, но главгад всю энергию забрал… вампир фигов.

А надо бы на самом деле — все вещи маленькими стали. Ничто не налазит, в талии не сходится.

— Марьяш! — стучится ко мне в комнату Федор. — Марьяш, тут тебе твой начальник пакеты притащил. Можно войду?

— С начальником? — подскакиваю я с кровати.

— Не, он пакеты сунул и свалил. Можно?

— Заходи… — сажусь на кровати сложив ноги по-турецки.

Кряхтя, Федя натужно приподнимает пакеты и водружает их на кровать. Они теряют равновесие на мягком пледе и оттуда… что только не высыпается! Фрукты, тропические, дорогущие, несезонные. Огромная клубника, отборная малина, крупная черника и другие ягоды. Икра… красная и черная… по огромной банке.

Зря я на твоего папашу наговаривала, малыш! Вон, икру притащил! Чует, что сына хочет витаминов… Собственно витамины тоже высыпаются пачками на кровать. Недешевый комплекс. Немецкий. Я слюни на них пускала еще в аптеке, но рука не поднялась. Отечественные взяла, что попроще. А тут поди ж ты, притащил. И правда, олигарх у тебя папа, сыночек!

— Нифига себе… — присвистывает Федор жадно глядя на царские дары. — Марьяш, а чего это он тебе всего этого притащил?

Молчу. Ну же Федор, будь ты хоть немножечко поумней, уже сложил бы дважды два…

— Марьяш, ОН что ли тебе ребенка настругал?! — шепотом, еще до конца не веря в свои слова, произносит Федя.

— Да, Федь… угораздило меня от Генерального залететь… — устало произношу я.

— Марьяш, так это просто…

— Ужасно, я знаю. — перебиваю бывшего. — Но я не смогла сделать аборт!

— Почему ужасно? — на лице Федора возникает загадочная ухмылочка. — Это — просто прекрасно! А знаешь что, Марьяша, идем я тебе чай заварю, а потом… мы с тобой гулять пойдем! Вот!

— Чего это мы с тобой вдруг пойдем? Сто лет никуда не ходили! В суд, в последний раз!

— Ну и зря не ходили! — отбивается Федор, засовывая все деликатесы обратно в пакеты. — А теперь ты беременна. Свежий воздух ребеночку необходим! Сразубы сказала, от кого беременная, а то тайны Мадридского двора устраивала! Пойдем, Марьяш!

— Лучше тогда в торговый центр меня свози. — решаюсь я. — Мне вещи надо купить.

— А деньги тебе босс на вещи тоже дал? — восхищается бывший мужинек.

— Ага. Карту. — не уточняю я, какой именно босс дал мне денег.

— Все, понял. Покушаем, ведь малого кормить н

ужно, и поедем! — воспрянывает духом бывший муж.

— Это что еще такое?! — возмущена я до глубины души. — Это ты меня на ЭТОМ в торговый центр вести собрался?!

— Ну да… — не поймет в чем проблема Федя, — Садись на мопед, с ветерком вмиг докачу! Машина-то в ремонте

Блин… а это не опасно? Малыша не растрясёт на кочках?

— Марьяш, ну что ты как бабка старая? Садись, обними меня сзади, хоть молодость вспомним! Давай, смелей!

Присаживаюсь. Упираюсь в его спину животом. Вот ни разу не романтично. Хоть и Федя и старается не подпрыгивать на каждой колдобине. Дом, в котором я взяла квартиру в ипотеку находится недалеко от офиса. Специально выбирала, чтобы пешком на работу ходить. Теперь же, за комфорт от шаговой доступности до моей работы я поплачиваюсь тем, что вижу, как Сергей Валерьевич, дорогой гендир, покидает парковку нашего офисного здания.

На светофоре мы застреваем оба. Верней втроем. Сергей за рулем своего роскошного джипа, а мы с Федей на мопеде. Как подростки. Прижавшись друг к другу тесней некуда.

А я еще платье короткое надела, потому что даже не предполагала, на чем Федя меня по магазинам вести собирается. Так эти строгие офисные юбки надоели, и блузки, что захотелось выгулять что-нибудь легкое и несерьезное. Так вот теперь это платье оголяет мои ноги до середины бедра. Кроссовки белые новенькие. Из них выглядывают такие же беленькие спортивные носочки. Сверху джинсовая курточка, и рюкзачок миниатюрный. Там только кошелек, Данилова кредитка, да влажные салфетки. Волосы я просто собрала в высокий небрежный пучок. Из него вылезло несколько прядей и обтрепалось на ветру. Ни грамма косметики. Вот еще красится, когда за одеждой идешь. Ведь можно все тональником и помадой извазюкать.

Короче, вид у меня, еще на этом мопеде, да в обнимку с Федей, тот еще. А Сергей смотрит, жадно и со злостью, когда взгляд его падает на животик, прижимающийся сейчас к чужому мужчине.

И такая злость видимо его берет, что едва ли загорается желтый, как Астафьев газует что есть мочи, оставив нас отплевывать от поднятой им дорожной пыли и выхлопов.

— Идиот! Тьфу! — шиплю я, стараясь отплевать песок с губ.

СЕРГЕЙ

Бабе скоро двадцать восемь, а все девочку из себя строит. Платьице какое-то несерьезное, кеды, джинсовка… пучок этот… со спины вообще за подростка принять можно. И почему меня это так волнует? Может потому что в этой своей естественной натуральной красоте она ни капли не напоминает искусственно сделанную во всех местах Милену?!

Без граммам косметики, с растрепанными ветром волосами… Неужели она такая и по утрам просыпается? Свежая и красивая? Надо бы проверить. Той ночью после корпоратива я не успел. Уснул, а она ускользнула от меня.

Вроде бы развелась с мужем, но вон как обнимает его. Так тесно жмется… Животом с моим сыном так к чужому папаше прикладывается, что подо мной сейчас сидение задымится! Развестись-то они с мужем развелись, но живут под одной крышей и никто не мешает им кхм… ну вы поняли, по старой памяти стресс снимать, как говориться.

Почему-то от этих мыслей меня мутит. Вспоминаю ту ночь. Я был мертвецки пьян, но мне показалось… что у Марьяны тоже давно никого не было. Каждый мужчина это поймет, если внимательно присмотрится к партнерше и прислушается к себе. Именно поэтому я считаю, что ее ребенок от меня. Это конечно не отменяет того, что мне достаточно одного сына, который у меня уже есть.

Я честно сообщил Марьяне, что дети от секретарш мне не нужны. Я всем своим поведением демонстрирую это до сих пор. Но раз она приняла решение оставлять ребенка, то пускай сама это все расхлебывает.

Я купил ей витамины и всякую полезную еду, потому что мне чисто по-человечески стало жаль ее. Разве это дело, что беременная женщина ест штукатурку, вместо кальция? Это — жест доброй воли. Благотворительность и не более. Я даже смотреть на ребенка не собираюсь, когда он родится. Ни о каком установлении отцовства, алиментов, моей громкой фамилии, не может быть и речи. Сама родит. Сама будет воспитывать. Я к этому ребенку не хочу иметь никакого отношения.