Его красный кулачище держал не хуже наручников — не вырвешься. Я стояла и моргала глазами в резком свете люстры. Мама чуть поодаль нервно покусывала костяшки пальцев. При виде меня она тихонько вскрикнула. Уилл сидел на лестнице, в тени. Я видела, как блестят его глаза.

— Фиалка? — Папа сильно встряхнул меня. — А ну-ка объяснись! Ты нас всех перепугала до полусмерти. Ты хоть знаешь, который час?

— Слушайте, ну что вы сеете панику? Сейчас не так уж и поздно. Я в полном порядке. Не надо суетиться, — сказала я, подняв брови, как Жасмин.

Уилл хмыкнул, в восторге от моих стараний.

— Мы думали, что тебя похитили, — сказала мама. — Я не знала, что и делать. Уилл сказал, что ты ушла с одноклассницей. Я звонила Марни, звонила Терри, но они не знали, где ты.

— Очевидно, он все наврал. — Папа зло глянул на Уилла. — Ты была не с подружкой, верно, Фиалка? Давай признавайся. Я знаю, ты резвилась где-нибудь с мальчиком.

— Я была в гостях у подружки, папа. Её зовут Жасмин, она учится в нашем классе.

— Такая, с кудрями? — подал голос Уилл. — Я думал, она старше.

— Ты раньше никогда не рассказывала ни про какую Жасмин, — сказала мама.

— У тебя в классе нет девочки по имени Жасмин. Прекрати врать, Фиалка. Я как-никак профессионал, умею отличить, когда мне лгут. Посмотри на себя, ты же вся красная и глаза бегают!

Я заставила себя взглянуть папе прямо в глаза.

— Пап, Жасмин только сегодня пришла к нам в класс. Если не веришь, пойди завтра, посмотри классный журнал. Ну хочешь, проверь меня на детекторе лжи.

— Не надо хамить, сударыня, — сказал папа. — И чем же вы занимались с этой девочкой, в таком случае? Почему, черт возьми, ты не позвонила домой и не предупредила мать? Столько было скандалов, пока ты выпрашивала мобильник, что ж теперь им не воспользовалась?

— Батарейка села, — соврала я. — Я хотела позвонить от Жасмин, но они только что переехали, им ещё не успели подключить телефон.

Уилл даже головой покачал, так легко и складно я врала. Мама и даже папа готовы были мне поверить. Я продолжала тараторить, долго распространялась о родителях Жасмин, как будто они ещё вместе и я их обоих видела.

— Кажется, я знаю Миранду Кейп. Она, по-моему, играла в «Ист-эндерах»? Такая блондинка, из-за которой начались все неприятности? — сказала мама. — А какая она на самом деле, Фиалка? Действительно так вульгарно разговаривает?

— Нет-нет, это только по роли, на самом деле она высший класс. И папа Жасмин, Джонатан, тоже такой же. Он играет в «Сан-Франциско», это мюзикл, который идёт в «Риальто».

— Я видела афишу. Как раз хотела попросить папу сводить меня на годовщину свадьбы. Боже мой, и ты с ними познакомилась, подумать только! А что эта Жасмин? Наверное, эффектная девочка?

— Она самая красивая девочка на свете! — сказала я.

— Послушайте только! — фыркнул папа. — Подбери слюни, деточка. Все это не даёт тебе права болтаться неизвестно где до глубокой ночи и бессовестно нас пугать.

Но его крики уже звучали не так искренне. Минут десять он ещё зудел, я послушно кивала: «Да, папочка, нет, папочка, я больше никогда не буду, папочка». В конце концов он утих, открыл банку с пивом и устроился перед телевизором смотреть сериал «По закону», громко ругаясь, когда, по его мнению, что-то показывали неправильно.

Мама закидала меня бесчисленными вопросами про Миранду. Правда ли она натуральная блондинка, и не поправилась ли она, и как она была одета? Я выдумывала ответы на ходу, и мама как будто осталась вполне ими довольна.

Уилл поднялся с места и побрёл к себе в комнату. Я тоже потихоньку удрала к себе. Бросилась на скучное покрывало в розовых цветочках, уставилась на феечек, болтающихся над головой. Где бы раздобыть вышитое индийское покрывало и ёлочную гирлянду?

Вдруг дверь открылась, и в комнату вошёл Уилл. Уже перешагнув порог, постучал.

— А можно не вламываться?

— Я стучал.

— Ага, и дал достаточно времени ответить, нечего сказать!

— А чем таким секретным ты тут занимаешься? Пишешь своему драгоценному Касперу Голубая-Мечта? Ах, дорогой К. Г., мне так грустно и одиноко, бедненькая я, несчастненькая!

— Ты что, читал мои письма? — рассвирепела я.

— Какое убожество — настрочить сто тысяч писем человеку, с которым никогда в жизни не встречалась, и даже не отправить их!

— Ещё большее убожество — лазить по чужим комнатам и читать чужие письма. По-моему, это отвратительно! — сказала я.

— А по-моему, гораздо более отвратительно выдавать чужие тайны, — огрызнулся он, прислонившись к двери.

Боже, он все слышал! Я уставилась на его уши — и как только они сумели расслышать шёпот на расстоянии двадцати шагов? У него были довольно странные уши, чуть заострённые сверху.

— Ну и уши у тебя, прямо как у мистера Спока, — сказала я слабым голосом.

Помолчали.

— Прости меня, Уилл. Я знаю, что не должна была ей рассказывать.

Уилл пожал плечами.

— Да рассказывай на здоровье.

Что-то уж слишком он спокоен, даже не верится. Я подставила руку, Уилл, широко и замысловато размахнувшись, шлёпнул по ней ладонью. Он сам обучил меня этому ритуалу, когда мне было шесть лет и мы с ним завели свой собственный закрытый элитный клуб «Уилл и Фиалка».

— Жасмин теперь моя лучшая подруга, — нерешительно заговорила я. — Но с ней я никогда не смогу дружить так, как мы дружим с тобой.

— Бр-р, кончай разводить сантименты. Я сейчас утону в сиропе! — Уилл сделал вид, будто отскребает от себя что-то липкое и приторное, но прежде чем выйти за дверь, широко мне улыбнулся.

Я была просто не в силах сосредоточиться на таких скучных вещах, как домашние задания. Вместо этого села листать книгу Каспера Грёзы. На каждой странице я находила что-нибудь от неё. У феи Колокольчика были её глаза; у феи Гардении — её белая кожа; у феи Кувшинки — её стройные руки и ноги; у феи Золотого Дождя — её длинные светлые волосы. Я задумалась: интересно, Каспер Грёза придумывал своих фей из головы или рисовал с натуры маленьких эльфов, которые прогуливались на пуантах по его художественной мастерской, взмахивая тоненькими ручками? Или все они списаны с какой-то одной девушки? И может, эта девушка — его подружка?

Я посмотрела на тёмную фотографию на суперобложке. На всех его книжках печатают один и тот же снимок, такой затемнённый, что ничего невозможно разглядеть, кроме глаз, и длинного носа, и изысканно изогнутых губ. Не угадаешь, сколько ему лет. Мне нравилось думать, что он не очень старый. Если он создал книгу про Дымчатую фею, только-только окончив художественное училище, когда ему было двадцать один — двадцать два года, то сейчас, возможно, ему нет и тридцати. Когда мне исполнится двадцать, разница в возрасте получится не такая уж большая.