к юго-западу от Лондона. В названии нового учреждения была остроумная игра слов: компанию назвали GTO (Guildford Technical Office — Технический офис Гилдфорда). Широко утверждалось, что Барнард получал за свои услуги 500 тысяч долларов в год, вдобавок компания щедро компенсировала его операционные расходы.

Это решение стало лишь одним в череде оскорбительных выпадов в сторону Мауро Форгьери, которые в конечном итоге и разрушили многолетние отношения между инженером и Энцо Феррари. Человек, создавший больше блестящих дизайнерских проектов — и больше чемпионских машин, — чем любой другой глава инженерного департамента компании, наконец покидал место, которое называл домом больше четверти столетия. Еще не достигшего 50-летнего возраста и все еще очень энергичного Форгьери быстро подобрала Lamborghini, поручившая ему задачу разработки нового двигателя для марки. Совсем недавно ее выкупила Chrysler Corporation, и теперь компания жаждала войти в списки команд-участниц Формулы-1. В Lamborghini он должен был составить компанию другому старому бойцу из Ferrari, Даниэлю Аудетто, вместе с которым ему предстояло трудиться на бывшей фабрике по производству медных кроватей, располагавшейся в индустриальном парке на восточной окраине Модены.

Выбор кандидатуры Барнарда встревожил и Постлтуэйта. По сути приход англичанина понижал его в должности и в очередной раз порождал соперничество между властными структурами внутри организации. Пьеро Ларди Феррари установил крепкие взаимоотношения с Постлтуэйтом и потому противился назначению Барнарда, как и пилот Микеле Альборето, сказавший, что работающий в далекой Англии главный дизайнер равноценен «доктору, проводящему операцию на мозге по телефону».

Одним из первых шагов Барнарда на посту было лоббирование полного сворачивания нарождающегося проекта по созданию машины для Индианаполиса. В очередной раз Феррари обратил свой взор на великую 500-мильную гонку, и на чертежных столах уже даже появились наброски нового шасси и двигателя, специально заточенных под участие в ней. Но Барнард, увидев, в каком беспорядке пребывает формульная программа компании, заключил, что любое распыление сил обернется катастрофой. В итоге он отстоял свою точку зрения и тем самым лишил Феррари последнего в жизни шанса выиграть единственную крупную гонку, которая ему никогда не покорялась. Но в соперничестве с бывшими партнерами Джона Барнарда по команде ни он сам, ни кто-либо другой сделать ничего не могли. McLaren’у благоволила судьба не только потому, что в его распоряжении в 1988 году оказались великолепные моторы Honda, но еще и потому, что за команду выступали два лучших гонщика современности: хитрый и осторожный Ален Прост, к которому в сезоне-1988 присоединится молодой, взрывной, капризный и странно многосложный бразилец Айртон Сенна.

В 1987 году явным фаворитом сезона являлся Williams: в последний сезон использования двигателей Хонда перед уходом японцев к McLaren борьбу за титул вели напарники Нельсон Пике и Найджел Мэнселл. Эта парочка была попросту непобедимой, и как бы Барнард ни пытался, его машины не могли выдержать их темпа всю первую половину сезона 1987 года. Пару раз, в Сан-Марино и Монако, Альборето удалось занять третьи места с большим отставанием от лидеров, но после этих скромных успехов команда вновь вошла в черную полосу неудач: раз за разом «Ferrari» сходили из-за проблем с двигателями, неполадок трансмиссии или подвески. Это привело к попытке дворцового переворота, предпринятой Пьеро Ларди Феррари и Постлтуэйтом. В июне того же года они привлекли к работе французского эксперта по аэродинамике Жан-Клода Мижо. Он должен был помочь им в конструировании нового формульного болида «Ferrari», в котором были бы реализованы прогрессивные представления Постлтуэйта о композитном шасси и новой подвеске. Казалось, что Барнард безнадежно запутался в своих планах по доведению до совершенства коробки передач на электронном управлении, и из-за этого команда сильно буксовала. Мятеж, начатый Пьеро, до поры до времени казался перспективным делом — пока о заговоре не узнал сам Феррари. Между отцом и сыном произошла чудовищная ссора. Из гоночной мастерской даже просочились слухи о том, что в выяснении отношений не обошлось без рукоприкладства. Пьеро уволили с поста тим-менеджера и понизили до какой-то мутной должности с минимумом влияния. Постлтуэйта попросту вышвырнули из команды, а недолгому вмешательству Мижо в дела фирмы был положен конец. Разлад породил напряжение между отцом и сыном, которое им так никогда и не удалось преодолеть.

Феррари остался совсем один. Его любовный роман с Линой Ларди уже давно выцвел, а с супругой или дочерью Пьеро он никогда не был особенно близок. Когда в августе в город пришел праздник ferragosto, Феррари обнаружил себя в полной изоляции в собственном громадном доме на площади Гарибальди, 11. Модена опустела. Его любимые заведения пустовали. Немногочисленные оставшиеся друзья разъехались: кто в горы, кто на пляж. Люди слышали, как он, не сдерживая рыданий, умолял своего водителя Дино Тальядзукки: «Пожалуйста, не оставляй меня одного!» Великий человек, между уважением и любовью всегда выбиравший первое, теперь расплачивался за свой циничный выбор.

К 1987 году драку между силами FISA и FOCA прекратил «Договор согласия». Жан-Мари Балестр остался титульным главой, но серым кардиналом стал крохотный англичанин Берни Экклстоун, именно он теперь дергал за ниточки, управляя помпезным французом, как эдакой нелепой марионеткой. Феррари и Пиччинини мастерски разыграли свои карты, избежав участия в конфликте и как будто бы оставшись друзьями со всеми, кто был в него вовлечен. Однако духовно они были связаны со старым парижским истеблишментом и его новыми лидерами. Турбонаддувные моторы, сотворенные технарями-волшебниками из Honda и Porsche, теперь выдавали на коротких рыках свыше тысячи лошадиных сил, и в автоспорте уже набирало ход движение за замену их на менее мощные и дорогостоящие, но при этом более надежные безнаддувные силовые установки. FISA предложила переход к 3,5-литровым моторам без наддува, но сперва было нужно постепенно вывести из оборота турбированные двигатели, и на это должен был уйти промежуточный год. Подобный переход оказался бы затратным делом, и ряд мелких команд, входивших в FOCA и инвестировавших значительные средства в технологию турбо, опасался столь радикальных перемен. Показалось, что вновь грядет масштабный раскол. И вновь Феррари со всеми своими силами стоял в сторонке, улыбаясь обеим противоборствующим сторонам. В Париже состоялась встреча, на которой обсуждался вопрос перехода, главным образом с точки зрения небольших конструкторских команд. Представители Феррари присутствовали на ней и выразили им поддержку. В тот же самый день Балестр и Экклстоун встречались в старом фермерском домике во Фьорано с Энцо Феррари. Там они договорились, что 3,5-литровая формула будет принята в ближайшее время. Патриарх дал свое благословение, и все было хорошо — так что все обсуждения в Париже оказались не более чем бесполезным сотрясанием воздуха.

Но, по крайней мере, концовка сезона 1987 года оставляла Ferrari надежду. Йоханссона заменил в команде добродушный и напористый австриец по имени Герхард Бергер, сразу ответивший на свое приглашение победами в японской Сузуке и австралийской Аделаиде