В данный момент Око находилось у крупного нового орбиталища Акюрейри, в двадцати градусах к западу от предполагаемого апогея их маршрута, а затем должно было двинуться к кладбищу Кабо-Верде, разделявшему гринвичский отрезок и Рио. Значит, оно на пути в ту часть кольца, где в основном проживают айвинцы.

– Может, махнем и поймаем Око? – предложила Кэт спутникам.

Имелось в виду, что нужно воспользоваться огромным алюминиевым кнутом (крайне распространенное устройство на кольце, которое выводит эмки на более высокую орбиту). Пока они будут плавно проходить апогей за пределами кольца, всё, включая Око, пройдет под ними, как в быстрой перемотке, и на обратном пути их эмка окажется в точке контакта. Там они пристыкуются к любой из сотен стоянок, без лишних трудностей пройдут через Карантин, а потом каждый пойдет своим путем: либо подождут, пока Око доставит их куда надо, либо пересядут на какую-нибудь пассажирскую эмку или лайнер, идущий напрямую в конкретный сегмент. Еще можно купить билет на лифт и спуститься до самой Колыбели, а то и вовсе остаться на Оке, которое тоже является самостоятельным орбиталищем, где многие живут всю жизнь. Иными словами, «поймать Око» всегда предпочтительнее, чем оказаться в каком-нибудь случайном орбиталище, откуда выберешься в лучшем случае через несколько дней, если не недель, так что такие предложения обычно даже не обсуждаются.

– Я за, – не задумываясь, поддержал Рис.

Кэт-два посмотрела на Беледа, тот смотрел на нее. Тут она поняла, что феклит просто-напросто пялится: основной инстинкт остался прежним, невзирая на тысячелетнее разделение рас и прочие социокультурные изменения, связанные с жизнью в космосе.

Кэт-два вопросительно изогнула бровь.

– Конечно, – сказал Белед.

– Значит, единогласно. Я отстучу, – объявил Рис и отвернулся к панели управления.

У Кэт-два защекотало между ног, и от смущения ее лицо залилось теплой краской. Белед, возможно, ощущал то же самое, но феклитов учили не выставлять своих чувств напоказ – из убеждения, что, например, именно проявление страха вызывает испуг, а вовсе не наоборот. Генеалогию этого убеждения можно было при желании проследить вплоть до древних спартанцев.

Возможно, заметив какую-то искорку между Кэт-два и Беледом, Рис с преувеличенной сосредоточенностью погрузился в работу. Как и в прошлом, это проистекало из элементарной вежливости и желания дать другим «немного воздуха». Это выражение по-прежнему имело хождение в орбиталищах, хотя, строго говоря, воздуха там могло и не быть вовсе, поэтому вернее было бы говорить просто «пространство». Кэт вполглаза наблюдала за тем, как Рис отдавал краткие команды «Параматрице» (и с «отстукиванием» – что бы это ни значило – его действия не имели ничего общего, но что поделать: язык динайцев вообще богат на непривычные выражения). Получалось, что их маршрут пролегал через двадцатикилометровый просвет между орбиталищами Сент-Экзюпери и Кнутхольмен. Точно между ними располагалась кнут-база из тех, что обслуживали почти каждое мало-мальски солидное орбиталище. Кнут-база представляла собой маленький жилой модуль на пять-шесть человек, которых сменяли раз в несколько месяцев, иначе можно сойти с ума от скуки. Они следили за тысячами цеплетов – новейшим поколением роботов, которых разработал еще Рис Эйткен на борту «Иззи». По сути, это были те же вьи, но размером не с ноготь, а гораздо крупнее. Цепи, в которые они соединялись, обладали массой и тягловой силой товарных составов донулевой эпохи. Они могли изгибаться и щелкать, как хлыст, а также захватывать удаленные цели, как леска с крючком. Естественно, постепенно механизм изнашивался и ломался. В принципе, осматривать и чинить цеплеты могли и другие роботы, но синие исторически предпочитали человеческое участие, и поэтому большую часть работ выполнял экипаж кнут-базы: работники из плоти и крови. В общем, если цеплеты хорошо обслуживались и если больше никто из космических путников не заказал кнут-транспортировку на то же самое время, то часов через двенадцать эмку с Кэт-два, Рисом и Беледом на борту зашвырнут на круговую орбиту чуть более широкого радиуса, чем кольцо. А еще через несколько часов они пристыкуются к шлюзу № 65 в карантинной секции на внешнем отростке Ока.

Часы на Оке синхронизировали с той частью Земли, которая находилась непосредственно под ним. Сейчас там было восемь утра. Кэт предстояло пережить серьезную смену часовых поясов. По негласному правилу, стоило начать перестраиваться уже сейчас, переключившись на время по Оку. Однако никто не торопился: все только-только завершили очень длинный день на Новой Земле и слишком устали. В конце концов, адаптироваться можно и в Карантине. Кэт-два забронировала койку и питание специально для мойринцев, а затем провалилась в сон.

Внутреннюю часть Ока – зрачок – было невозможно собрать как единый неподвижный объект: настолько она велика. Строительство началось лет девятьсот назад; сначала изготовили звенья, составили из них цепь, концы которой затем соединили, в результате чего получилась замкнутая петля. Такая конструкция могла бы прийти в голову Рису Эйткену: подобным образом строился тор Т3 для «Иззи». Ему и тем, кто разбирался в истории техники Старой Земли, была бы понятна следующая метафора: поезд длиной 157 километров, состоящий из 720 гигантских вагонов, где нос локомотива соединен с хвостом последнего вагона так, что получается замкнутая конструкция диаметром 50 километров. А еще уместнее была бы аналогия с «американскими горками», поскольку задачей этого состава было бесконечно гнать по кругу.

«Рельсы», по которым ездил «поезд», представляли собой желоба в металлическом остове Ока, по всей длине которых были установлены датчики и магниты для электродинамической подвески. Благодаря ей состав мог крутиться, не касаясь при этом неподвижного корпуса Ока. Это было главное требование к конструкции Большой цепи, так как для поддержания силы тяжести, близкой к земной, ей требовалось двигаться со скоростью порядка пятисот метров в секунду.

Каждое звено по размерам было сопоставимо с кварталом Манхэттена на Старой Земле, а всего их насчитывалось 720, что примерно равнялось числу этих кварталов (в зависимости, конечно, от того, где проводить границу: то есть больше, чем в Мидтауне, но меньше, чем на всем острове). Жители Большой Цепи настолько верили в эту параллель, что в других орбиталищах начали шутить по поводу «манхэттенского комплекса». Они постоянно пересматривали – покадрово – древние фильмы или гуляли по виртуальной реконструкции донулевого Нью-Йорка, пытаясь впитать жизнь тогдашних улиц и многоквартирных домов. Своей святой покровительницей они считали Луизу, восьмую женщину на Расщелине, уроженку Манхэттена, которая из-за возраста не положила начало собственной расе. Из этого следовало, что в Большой Цепи, она же БЦ, Чейнтаун, Цепьхэттен, были рады всем, и люди переезжали сюда, чтобы освободиться от уклада своих родных орбиталищ и рас. Именно поэтому здесь гораздо чаще попадались межрасовые метисы.

Как и в Манхэттене, разделение на обособленные участки наложило свой отпечаток на развитие города: каждое звено в цепи – по сути, городской квартал – получило собственный облик. Чуть позже соседние кварталы начали срастаться в микрорайоны. Каждое звено было полностью автономным космическим аппаратом с независимой системой герметизации, но при этом соединялось с двумя соседями сетью переходов, протянутых через плиты-основания. Они позволяли быстро перемещаться из одного квартала в другой, как жители Старой Земли перемещались в «подземке», избегая пробок на поверхности. Некоторые переходы предназначались для пешеходов. В четырех ходили поезда: составы ближнего сообщения и экспрессы, курсирующие туда-сюда по всей Большой Цепи. Остальные были предназначены исключительно для автоматизированных грузовых аппаратов. Помимо этого, было множество мелких каналов для транспортировки воды, воздуха, электричества и передачи данных. Всю эту систему называли «метро» – в том смысле, в каком его понимали жители крупных мегаполисов. Каждый квартал был ограничен системой герметичных шлюзов, которые закрывались и запечатывались, если в каком-нибудь звене вдруг образовывалась брешь. Еще в переходах устраивали марафонские забеги. За четыре с небольшим марафона подряд можно было обежать всю БЦ.