утрате любви остается храбрость, при утрате умеренности — широта, при потере скромности — первенство. И даже если грозит смерть, присутствие любви всякое сражение завершит победой, а всякую привязанность оставит прочной. Этому помогает само небо, поскольку и ему присуща отеческая любовь.

§ 68

Кто умеет служить — не воинствен; кто умеет сражаться — не гневен; кто умеет побеждать — не самоуверен; кто умеет привлечь людей — никогда не выказывает своего превосходства. Все это называется умением добиваться своего без борьбы, или еще — умелостью в обращении с людьми. Это также можно назвать партнерством с самим небом. Этим владели в совершенстве только в древности.

§ 69

По поводу воинского дела говорится так: надо чувствовать себя не хозяином, а гостем; лучше отступить на шаг, чем первым ступить вперед на полшага. Это называют: действовать как бы бездействием. Нужно захватывать, не прикасаясь к телу противника, атаковать, как если бы в руках не было никакого оружия, занимать позицию так, как будто противника вовсе не существует. Нет ничего страшнее недооценки противника! Недооценка противника равноценна утрате всех своих преимуществ. Нужно как можно дольше избегать прямого вооруженного столкновения, потому что побеждает тот, у кого больше выдержки.

§ 70

То что я говорю, легко понять, еще легче — выполнить. Но в Поднебесной никто этого не понимает и не делает. У всякой речи есть резон, как у любого дела — побуждение. Невежество сохраняется не оттого, что я толкую о чем-то непонятном,— просто мало желающих слушать. Тем не менее знание мое все равно драгоценно! Таков удел мудреца: в простом одеянии, но с великим сокровищем за пазухой.

§ 71

Знание собственного незнания — это прекрасно. Ужасно же «знание» невежды. Потому что знающий, что он болен,— на пути к выздоровлению. Таков мудрец — выздоравливает потому, что сознает что болен. Только поэтому.

§ 72

Когда народ перестает бояться власти, приходится браться за него по-настоящему. Но тогда у него пропадает привязанность к обжитым местам и забота о собственном потомстве. С ним никто не считается, и он ни о ком не заботится. Поэтому мудрец дает о себе знать, но себя не оказывает; старается возбудить к себе любовь, но не превозносится. Он занят не далеко идущими планами, а тем, что под рукой.

§ 73

Когда допускают свободу действий, это обязательно кончается разбоем; когда ее решительно пресекают,— устанавливается довольно скучный порядок. И в том, и в другом состоянии общества есть преимущества и недостатки. Никогда неизвестно заранее, что именно ненавистно небу. Поэтому мудрец считает эту дилемму трудноразрешимой. Вообще говоря, путь неба — побеждать без борьбы, получать отклик на невысказанные пожелания, принимать приходящих без приглашения и осуществлять планы, никем не задуманные. Но небо — это небо: сеть огромная и хотя и редкая, но охватывающая всех без исключения.

§ 74

Если народ привык к казням, смерть как средство устрашения становится совершенно бесполезной. Однако если постоянно угрожать народу смертью, а на самом деле казнить редко, то все будут трепетать в момент вынесения мною приговора. Если не давать палачам сидеть без дела или действовать вместо них — это будет все равно что плотничать вместо плотников. А кто возьмется плотничать вместо настоящего плотника, скорее всего поранится.

§ 75

Голод случается тогда, когда слишком много налогов на продовольствие. Из-за такого голода народ выходит из повиновения. Привести его к порядку в этом случае невозможно из-за излишней активности властей. Народ тогда презирает смерть, и как раз из-за того, что его желание выжить непреодолимо. Ибо мудр не тот, кто ценит нечто больше жизни, а тот, кто больше всего ценит жизнь.

§ 76

При жизни человек гибок и податлив; после смерти становится твердым и жестким. Все вещи, деревья и травы пока живут — мягки и гибки; после смерти они становятся сухими и ломкими. Потому и говорится: крепость и жесткость — спутники смерти; мягкость и гибкость — спутники жизни. Слишком жестким оружием победы не одержишь; и крепкое дерево свалят первым. Сильное и большое в конце концов терпит поражение; гибкое и податливое одерживает верх.

§ 77

Путь неба подобен натягиванию лука: когда верхний конец опускается, нижний — поднимается. Там, где избыток, быть потерям; где нехватка — жди пополнения. Таков путь неба: отнимать от избытков и восполнять нехватки. Не таков путь человека: здесь отбирают у бедности, чтобы увеличивать богатства. А от своего избытка одарить Поднебесную способны лишь приверженные пути. Так что мудрец действует, но не ждет благодарности; свершает деяния, но ими не хвалится,— не желает обнаруживать свой ум.

§ 78

В Поднебесной нет ничего мягче и податливее воды, но она преодолевает все самое твердое и жесткое, и никто не может ей противостоять. Поэтому нет и таких, кто бы ею пренебрегал. «Вода побеждает скалу, а слабость — силу» — это известно любому в Поднебесной, только вот никто не в состоянии этому следовать. Поэтому мудрецы и говорят: «Кто принимает на себя всю грязь Поднебесной, становится хозяином алтарей Земли и Посева; кто принимает на себя все несчастья Поднебесной, становится в ней ваном». Верные суждения всегда как будто неверны.

§ 79

Гармония наступает после великих скорбей, иначе не бывает. Но можно ли счесть эти скорби благом? Поэтому мудрец держится простых правил и не обременяет людей обязательствами. Он ведет себя так, будто у него есть право вести только текущие дела, и не устанавливает правил на завтра. Таков путь неба: у него не бывает любимчиков, но он всегда с теми, кто добр.

§ 80

Пусть царства будут маленькими, их население малочисленным. Даже если будет много всяких орудий, лучше ими не пользоваться. Пусть народ помнит о смерти и не пускается в дальние предприятия. И хотя лодки и повозки, конечно, останутся, лучше бы им не находилось применения. То же и с вооружением — лучше бы оно нигде не понадобилось. И лучше всего было бы, если бы народ вернулся к узелковому письму. Еда казалась бы вкусной, одежда — красивой, обычаи — приятными, жилье — удобным. Соседствующие в таких царствах видели бы друг друга, а петухи и собаки — слышали бы. Народ бы жил там до глубокой старости и во всю жизнь никуда не стремился.

§ 81

Правдивая речь неискусна, искусная — не правдива. Понимающий не блещет умом, блестящий едва ли много смыслит. Кто по-настоящему творит добро, делает это в меру; слишком уж щедрый вряд ли так уж добр. У мудреца нет