с ним честен — в сущности, ничем он, Гэдж, от своих сородичей не отличается, и за свою «исключительность» ему следует благодарить не себя, не волю свою, не силу характера, не прочие качества — лишь чистую случайность, прихоть судьбы, позволившую ему избежать этой помойной ямы, не стать частью наполняющего её дерьма… Ему было неприятно об этом думать, да и к чему — все равно что лишний раз обсасывать пустую, безвкусную, давно обглоданную кость.

Гэндальф, полуприкрыв глаза, смотрел в стену.

— Твое фэа…

— Что? — Гэджу показалось, что волшебник чихнул.

— Фэа, — повторил маг, — внутренняя сущность… то, что принято называть «душой». Когда-то Моргот, Черный Враг, извратил и изуродовал души эльфов, тёмной магией обращая их в орков… не думаю, что для тебя это тайна.

— Ты это к чему? — пробормотал Гэдж.

— Просто… кое-что хочу себе объяснить. Тогда, пятнадцать лет назад… оставив тебя в Ортханке, Саруман хотел выяснить, возможно ли это искаженное фэа восстановить и исцелить, хотя бы частично… Так вот. Я как-то спросил Сарумана, использовал ли он для этой цели, гм… магическое воздействие.

— Как Моргот?

— Ну… да. Только с противоположными целями.

— И что?

Гэндальф молчал, точно сомневаясь, стоит ли продолжать некстати затеянный разговор. Вокруг стояла тишина — тяжёлая, вязкая, всеобъемлющая, даже нудного крысиного царапанья за стенкой не было слышно. Из углов кельи равнодушно дышала холодом затхлая безжизненная Тьма, терпеливо ждала своего часа.

— Ну и? — хрипло спросил Гэдж. — Что он ответил?

Гэндальф слабо хмыкнул.

— Ничего определённого. Он сказал, что доброта и участие и сами по себе способны творить чудеса.

— Но ты ему не поверил.

— Я думаю, он все же немного… кривил душой.

Гэдж глотнул.

— Ты хочешь сказать, что оно, это… моё фэа… подправлено, ну… сарумановым чародейством?

— Я не знаю, Гэдж. Я только вижу, что ты… сопротивляешься, — голос волшебника совсем ослаб.

— Сопротивляюсь чему?

— Попыткам этого темного орочьего мира прогнуть тебя под себя. В тебе куда больше сил, чем ты думаешь, друг мой. Дай мне… руку.

Секунду помедлив, Гэдж подал Гэндальфу руку, и волшебник сжал её в ладони — совсем легко, почти невесомо. Мягкое спокойное тепло родилось на кончиках пальцев Гэджа и струйкой побежало вверх по руке, к локтю и к плечу — и раздвинулись мрачные стены кельи, и даже потолок как будто стал выше, и Тьма, клубившаяся вокруг, слегка рассеялась, расползлась, осела где-то в узких сырых щелях, и обруч ужаса и тревоги, сжимающий сердце Гэджа, вдруг перестал давить и душить, отпустил, слегка ослабил цепкую хватку…

Волшебник тяжело перевёл дух. На лбу его выступили бисеринки пота.

— Вот… так. Надеюсь, тебе это хоть немного поможет… Но тебе следует быть осторожнее, Гэдж. Оружие у тебя есть?

— Кинжал, — пробормотал Гэдж. Правда, помня о короткой распре с Шавахом, он все же предпочитал прятать оружие в сумке, а не носить на поясе, дабы не вводить в соблазн всяких вороватых и остроглазых, падких на добротные вещи личностей.

Гэндальф медленно кивнул.

— Хорошо. И все же, наверно, тебе не стоит приходить сюда слишком часто. Что-то мне подсказывает, что у тебя здесь не слишком много друзей… а некоторым персонам до тебя вполне может оказаться куда больший интерес, чем ты полагаешь. Тебя могут выследить…

— Да что с дурака возьмешь, — кто-то хрипло хохотнул у Гэджа за спиной. — Запоздал ты со своими советами, старый.

Позади заскрипела дверь караулки.

Гэдж обернулся — и обомлел. Внутри него все как будто расплавилось…

На пороге стоял Каграт.

Он держал в руке масляную лампаду. Лицо орка оставалось в тени, но Гэдж знал, знал, что где-то там, под крепким широким лбом, под злобно сузившимися зеленоватыми глазками прячется свирепая, победная, торжествующая усмешка.

Тепло пропало, свет померк, темнота вновь вывалилась изо всех углов и обступила Гэджа со всех сторон, и сердце его замерло, застыло в холодной мертвой тоске. Он сидел, словно прибитый к лавке, и мысли метались в его голове растерянно и беспорядочно, как дюжина перепуганных куриц.

Гэндальф с коротким стоном приподнялся на локте, тяжело привалился плечом к стене. Каграт, пинком распахнув дверь, вошел в караулку, осветив лампадой низкое угрюмое помещение, по-хозяйски шагнул к волшебнику и рывком сдернул с него старое одеяло.

— То-то я думаю, куда это моё шмотье подевалось, а оно эвон куда, в подвалы убежало! — Орк поднёс лампаду к лицу Гэндальфа, внимательно присматриваясь к волшебнику, и, окинув его взглядом с головы до ног, мрачно ощерился. — Знакомое рыльце, где-то я тебя видел… Это ты, что ли, падаль, а?

— Не трогай его! — Гэдж вскочил. Губы у него онемели.

— Заткнись! Я с тобой потом поговорю, глоб! — в горле Каграта перекатывался глухой яростный рык. — Я уж думал, ты и впрямь мышей по подвалам ловишь и живьём их лопаешь, а ты… «крысюков» тут пользуешь, с-сука! — Он схватил лапой Гэджа за подбородок и так сжал, что, показалось Гэджу, у него затрещала челюсть. — Дурь-то я из тебя выбивал-выбивал, да, видать, плохо выбил, много её в тебе, дури-то, так и прёт со всех дыр!

— Оставь его, — негромко, очень спокойно сказал Гэндальф за его спиной. — Будь ты хоть чуточку поумнее, орк, ты радовался бы тому, что этот парень совсем на вас не похож.

Каграт как будто удивился.

— Ты ещё тут что-то вякаешь, падаль? Да я тебя щас живьём на котлеты нарублю и шаваргам пирушку устрою… Старая сволочь!

Оттолкнув Гэджа, он повернулся к Гэндальфу, склонился над ним и сгреб его за бороду — но в тот же миг, непостижимым образом изловчившись, волшебник привскочил и быстро набросил на голову орка край злополучного одеяла. Каграт глухо взревел: волшебник повис на нем всем телом, пытаясь спеленать противника в кулёк и опрокинуть на пол.

— Гэдж! Бей его камнем по загривку! Живее!

Куда там! Волшебник был ранен, болен и слишком слаб — во всех смыслах, и долго удерживать здоровенного орка ему было не под силу… В мгновение ока Каграт освободился от захвата, сбросил одеяло и отшвырнул Гэндальфа к стене: затылок волшебника ударился о камень с отчетливым хряскающим звуком, и маг бессильно сполз по стене на пол, уронил голову на грудь — лишившийся чувств? Оглушенный? Мертвый?

— Т-ты… Ты! Не смей!.. — прохрипел Гэдж. Горло его сжалось от мгновенной боли. Тьма во весь рост встала перед его взором и поглотила его; не камень — кинжал, извлеченный из сумки, уже был в его ладони и, не помня себя от гнева и горя, он бросился на папашу, замахиваясь на него оружием, рыдая от бешенства. — Мразь! Проклятый убийца!

— Гнида! —