За свою короткую жизнь Тобиус успел провести мосты к трем из четырех первоэлементов. Он развил в себе навыки управления стихиями воды и огня несколько лет назад, в Хог-Вуде, при весьма опасных и сложных обстоятельствах, и, спасая свою жизнь от дракона, он смог сродниться с земляной стихией. Это было очень необычно, потому что даже лучшие стихиарии, как правило, могут установить связь не более чем с двумя стихиями — титульной и вспомогательной. Пироманты почти всегда постигают после огня воздух, чтобы усилить свою власть над огнем и ужесточить контроль над самой агрессивной стихией, или же развивают в себе связь с землей, дабы овладеть лавовым элементом; аэроманты отдают предпочтение погодной магии, не связываясь с более тяжелыми и медлительными стихиями, поэтому они обычно хороши в метании самых мощных молний; гидроманты не прочь установить связь с воздухом, так как это помогает им осваивать криомантию; геоманты обычно пытаются развить в себе связь с водой, которая помогает им обрести довольно редкую власть над деревом. В восточных странах, таких как Индальское царство, маги считают дерево едва ли не отдельной стихией.

Тобиус владел земляной стихией хуже остальных, ему не приходилось часто ее практиковать, и он не изучал настоящих геомантических заклинаний, но низший геокинез не должен был стать большой проблемой.

Маг почувствовал, как сила, издревле заключенная в тверди земной, крошечными слабыми потоками течет по его телу, а его родная сила такими же потоками утекает вниз, впитываемая землей, словно дождевая вода. Человек и стихия сблизились, и он повелел ей прогнуться, после чего внезапно быстро оказался на дне огромной ямы. Открыв глаза, маг огляделся, убедился в том, что этого недостаточно, и заставил дно просесть еще ниже, а края провала — приблизиться к деревьям так, что множество старых корней оголилось.

Взлетев, он осмотрел дело рук своих и убедился, что яма получилась достаточно широкой и глубокой. Сотне землекопов нужно было бы работать несколько суток без продыху, чтобы вырыть нечто подобное, а волшебник справился в одиночку и без лишних потуг. Он поднял вверх посох и громко выстрелил сгустком красного дыма с искрами высоко в небо. Через минуту вдали над лесом, за холмами, взлетел второй такой же сгусток, и волшебник полетел туда, не забыв прихватить мясо. Приманка выглядела необычно, словно громадный кусок янтаря с освежеванной бычьей тушей, увязшей в нем вместо какого-нибудь комарика, но именно так следовало носить это мясо, чтобы не привлечь парзуха запахом раньше времени.

Достигнув метки, он в тысячный раз обрадовался тому, что, несмотря на боязнь высоты, умеет летать, потому что внизу, на земле, сквозь лес двигался гигантских размеров свирепый хищник, голодный и злой, пытающийся догнать пятерку всадников, гонящих своих лошадей по склону холма.

Парзухи достигали таких размеров, что даже осадные звероящеры зуланов казались довольно скромным и невысоким зверьем. Они очень отдаленно напоминали скаковых ящеров строением тела, но передние конечности парзухов были намного длиннее и развитее. Эти гиганты передвигались на четырех ногах, но, разгоняясь для бега, поджимали передние лапы под себя и мчались на задних. Огромную голову на довольно длинной шее венчал массивный костяной нарост в виде эдакой заостренной скалы, выступающей вперед, а вдоль хребта росли длинные кривые шипы.

— А я-то надеялся, что больше не встречусь с вашим братом, — пробормотал Тобиус, беря в каждую руку по вспомогательному артефакту.

Он ударил Расщеплением, превратив в пыль часть шкуры и мяса, которых коснулся пульсирующий красный луч. Парзух не издал и звука, но немедленно прекратил охоту и задрал грозную башку. В его рог врезалось еще одно жгучее заклинание. Поврежденные ткани восстанавливались на глазах, а злобные глазки исполина буравили одиноко парящую на недосягаемой высоте точку. Нежелание парзуха рычать и реветь пугало больше всего: благодаря ему зверь казался разумным, а нет ничего страшнее громадного чудовища, которое достаточно умно, чтобы перехитрить человека, тем самым не оставив последнему и шанса на выживание.

Тобиус приблизил к себе приманку, одним жестом превратил твердую янтарную массу Лака Обновления в жидкость, которую стряхнул вниз, и отправил благоухающую кровью тушу в полет к трепещущим ноздрям. Почти сразу сквозь щели между длинными острыми зубами зверя потянулись канатики вязкой слюны. Голод был главной слабостью вечного ящера — с его скоростью заживления ран парзух нуждался в постоянной подпитке своего тела.

Удерживая приманку на некотором расстоянии от чудовища, Тобиус сначала медленно, а затем быстрее полетел в сторону западни. Поколебавшись один краткий миг, исполин подтянул передние конечности и ринулся за парящей перед ним добычей. Вскоре внизу мелькнуло темное пятно провала, и вырвавшийся из-за деревьев монстр рухнул в него, не успев замедлиться. Вслед за ним полетела бычья туша. Как только парзух, завалившийся набок при падении, смог подняться и сожрал это утешительное лакомство, он стал пытаться выбраться из ловушки, но тщетно. Лишь его рогатая голова возвышалась над краями котлована, и пока зверь упорно продолжал пытаться, волшебник готовился нанести удар.

Тобиус парил на большой высоте, раскинув руки с зажатыми в них артефактами. Между посохом и жезлом над головой мага медленно кружилась спираль холодного молочного пара, из которой падали сверкающие снежинки, а в глазах его заледенело отражение орийских снегов. Он обрушил с небес ледяную гору, исполнив все указания старухи Орзы. Айсберг с треском и скрежетом врезался в тело вечного ящера и землю, крошась на тысячи острых осколков.

Магистр спустился вниз, убрал жезл в поясное кольцо и пошел по белому снежному полю, из которого торчали сверкающие кристаллы льда. Его дыхание вырывалось длинными струями пара, а черные волосы поседели от инея. Разглядывая кончик рога, едва виднеющийся из-под снега, волшебник думал, что все же немного переборщил. Теперь тело парзуха истерзано, пронзено ледяными снарядами, многие внутренности, которые имели большую алхимическую ценность, испорчены. Сару-хэм только для того и рисковали жизнями, охотясь на вечного ящера, чтобы добыть его лимфу, кости, спинной и костный мозг, печень, поджелудочную железу. Почти все, вплоть до мелкой чешуи парзуха, имело ценность для лучших врачевателей, которых Тобиус встретил в своей жизни, но особый интерес они видели даже не в головном мозге, способном вырабатывать бесценные гормоны еще несколько дней после смерти, а в роге парзуха.

Однако сначала, как бы сильно ни был ранен этот гигант, следовало отсечь ему голову. Это было обязательным и единственным способом надежно его умертвить.

Тобиус приближался к рогу медленно, осторожно, готовясь взлететь в любой момент, помня о том, что не бояться вечного ящера можно только спустя несколько часов после его смерти, и оттого удар, который поразил мага, оказался вдвойне неожиданным. Подобно скакнувшей вперед скале рог парзуха врезался в волшебника и отправил того в кувыркающийся полет, прерванный столкновением с большой ледяной глыбой. Вспахивая снег и выдыхая паровое облако, вечный ящер попытался подняться, но белые путы давили на все его тело, а ледяные колья пригвождали к земле. Парзух стал выворачивать шею и рывками приближать свою пасть к оглушенному волшебнику, который едва шевелился. Огромные челюсти раз за разом с оглушительным треском смыкались все ближе, нагоняя волны зловонного пара, и к моменту, когда взор мага прояснился, он уже был внутри пасти зверя, в омерзительной вонючей пещере, увешанной лианами вязкой слюны, среди огромных зубов, перед сокращающимся зевом блестящей розовой плоти нёба. Эта ужасающая картина мелькнула перед его глазами лишь на миг, прежде чем он оказался проглочен.