— Не встречал большую ложь, чем эта! — воскликнул Хаус. — И под ней стоят подписи двух официальных лиц: народных комиссаров Чичерина и Луначарского.

— Для Москвы, — сказал президент, — стало неожиданным решение Красного Креста вернуть детей морским путем. Да еще и с заходом в американские порты. А потом и другое наше решение — временно разместить колонию во французском Бордо. Москва получила козырную карту и решила дать противнику бой на его собственной территории.

— Как это может быть? — спросил Аллен.

— В Нью-Йорке большая русская община. Многие эмигранты приветствовали свержение царя и сочувствуют новой власти. Немало и радикально настроенных журналистов. Достаточно полистать газеты. Но главное оружие большевиков — это Людвиг Мартенс.

— Я слышал это имя. Но мало что о нем знаю.

— Хаус, вы лучше об этом скажете.

— Господин президент, я могу лишь повторить то, что говорил прежде. Он профессиональный революционер. С самых первых шагов — с Владимиром Лениным. Четыре года назад Мартенс вместе с семьей приехал к нам в страну.

— Но разве его место, как революционера, не в Европе?

— Им заинтересовалась английская разведка. Вот почему он бежал в Америку. Но, приехав к нам, Мартенс стал обвинять в несвободе и Соединенные Штаты.

— Не он первый, не он последний, — заметил Аллен.

— Дело обстоит не так просто. В прошлом году Мартенс ожидал прибытия в Нью-Йорк Максима Литвинова, которого Ленин назначил представителем Российской Федерации в США. Тот не получил визы. Тогда Чичерин, а он народный комиссар иностранных дел, назначил уже самого Мартенса представителем России в Америке. Но Государственный департамент не принял от него верительных грамот. Тем не менее в Нью-Йорке на сороковой улице появилась табличка с указанием советского представительства.

— Уверен, вам вскоре придется встретиться с господином Мартенсом лицом к лицу, — сказал президент.

— А вашим старшим мальчикам — еще раньше, — добавил Хаус. — У нас есть сведения, что он собирается пригласить их к себе. Легко догадаться, с какой целью. Но Людвиг Мартенс действует и официальным путем. Только что он обратился в Главное управление Красного Креста с письмом. Утверждает, что отправка петроградских детей во Францию, с которой Россия находится фактически в состоянии войны, является жестокостью. Советское правительство само готово взять на себя заботу об их возвращении домой. Сегодня это его заявление появилось и в газетах.

— Что бы вы ему ответили, мистер Аллен?

— Я бы сказал: Американский Красный Крест дал слово, что вернет детей родителям. И мы уже близки к этому. Самое трудное позади. Уверен, новый, тысяча девятьсот двадцать первый год они встретят дома, в России. Что касается Франции… Думаю, лучше направить «Йоми Мару» прямо в Балтийское море.

— Мне жаль этих детей, — сказал президент. — Их ждут родители. Но их ждет и голод. Они возвращаются к тому, от чего бежали.

И далее Вильсон сказал слова, которые Райли Аллен запомнил на всю жизнь:

— Не забывайте, «Отче наш» начинается с просьбы о хлебе насущном. Трудно хвалить Господа и любить ближнего на пустой желудок.

Из рассказа Владимира Смолянинова:

— Однажды один из наших воспитателей отозвал в сторону меня и еще трех старших ребят — Колю Иванова, Леню Дейбнера и Бориса Летунова. Он сказал, что нас хочет видеть советский торговый представитель Людвиг Мартенс. Но предупредил: никто об этом не должен знать. В назначенный день и в условленном месте нас будет ждать автомобиль.

Мы знали центр Нью-Йорка, и для нас не составило труда незаметно исчезнуть во время очередной экскурсии. Сначала нас отвезли в одно место, где переодели в новые костюмы, очень модные по тому времени. А уже потом доставили в торгпредство.

На самом деле это была небольшая и дешевая квартира всего из трех комнат. За столами сидели служащие, в основном девушки, и просматривали газеты, делая из них вырезки.

Нас провели в одну из комнат. Там мы увидели представительного мужчину средних лет, с пышными усами. Это и был Людвиг Мартенс. Нам подали апельсиновый сок и пирожные. Мартенс интересно и подробно рассказал о положении в России, о Гражданской войне, которая все еще продолжается. Мы убедились, что перед нами весьма образованный человек.

— Я знаю, вы рветесь домой, — сказал он. — Никто из вас не хочет во Францию. Там вас постараются разобщить. Будет поздно и бесполезно подать голос протеста. Вы должны это сделать сейчас — решительно и громко. Пока не поздно! Чтобы вас услышала вся Америка и весь мир.

— А теперь, — сказал он, — у меня к вам есть секретное поручение. Давайте прибегнем к маленькой хитрости. Трое из вас выйдут и займутся якобы торговыми переговорами. Я же останусь с одним из вас, — он указал на Леонида Дейбнера. — И все ему объясню.

Так мы и поступили.

Мы сгорали от любопытства. Но Дейбнер и по пути в лагерь, и уже в Водсворте таинственно молчал. А когда мы спросили, тихо ответил:

— Обо всем узнаете в море…

Простившись с президентом, Райли Аллен первым делом позвонил в Нью-Йорк. Мария его успокоила. Ей гораздо лучше. И она не одна. Рядом сестра Александра.

Затем он связался с Водсвортом. К телефону подошел Бремхолл.

— Барл, я задержусь в Вашингтоне.

— Когда вас ждать?

— Выеду ночным поездом.

— Уже виделись с президентом?

— Только что из Белого дома. Хорошая встреча. Приеду, расскажу…

Остаток дня он решил провести в штаб-квартире Красного Креста. Ему захотелось взглянуть на доклад, присланный из Парижа Олдсом, заведующим Европейским отделом. Это он, полковник Олдс, подал идею разместить русских детей во Франции.

Когда Рудольф Тойслер и Райли Аллен готовили пароход в рейс, они никак не думали, что маршрут Владивосток — Нью-Йорк — Петроград, такой понятный и единственно возможный, будет изменен. И начальник колонии, и русские воспитатели, и сами дети были уверены, что в начале октября «Йоми Мару» бросит якорь в Петрограде. В крайнем случае, в одном из балтийских портов.

Дети считали каждую милю — сколько их осталось за кормой и как много еще впереди. Перед тем как лечь спать, они вычеркивали в календаре прошедшую дату. Радовались каждому наступившему дню, но и были счастливы, что он закончился, приблизив встречу с родными. Даже пребывание в Америке, а это было их мечтой, детям хотелось сократить. И вот неожиданно Франция…

Будь это короткий привал на долгом пути домой, кто бы стал возражать! Каждому хотелось бы увидеть эту страну, услышать ее язык, знакомый по урокам в гимназии. Но, похоже, во Франции их ждет другое — очередной лагерь. Это они уже испытали на острове Русском, проведя там вместо двух-трех месяцев, как им обещали, целый год. Вот почему дети были единодушны в своем нетерпении — скорей домой! Как можно скорее!.. Никакие увещевания и доводы на них не действовали.