выпавшие ему аплодисменты, его интервью отечественным и зарубежным корреспондентам, его негласный рейтинг в стране и за рубежом.

Крючков — маленький человек. И по росту, и по характеру. Но при этом он человек с большими комплексами. Разумеется, он не мог простить Яковлеву того, что именно Александр Николаевич продвинул его на пост главы КГБ, ввел в ареопаг «небожителей». Редко чиновники такого уровня остаются благодарны своим благодетелям, куда чаще они начинают тайную или явную войну против тех, кто их возвысил. Так уж устроен этот мир…

Историк Рой Медведев. [ТАСС]

И была у Крючкова еще одна причина — можно назвать ее чисто ведомственной. Располагая фактически неограниченными возможностями знать подноготную любого человека, изучать не только его действия и слова, но даже мысли, Владимир Александрович был осведомлен о том, что член Политбюро с давних пор не любит его контору, а с недавних пор открыто об этом говорит.

Чекисты такое не прощают.

Опять предоставлю слово С. К. Александрову:

С КГБ у шефа отношения всегда были напряженными. Это началось еще со времен Канады. Он дружил с Трюдо, часто встречался с ним, подолгу беседовал. По существовавшей тогда практике такие контакты можно было поддерживать только с позволения московских инстанций — МИДа, КГБ. Испрашивать разрешение, а после встреч подробно отписываться: о чем говорили. Да еще и давать характеристики своим собеседникам. Яковлев же с самого начала эти правила стал игнорировать. И это вызвало понятную реакцию — на него посыпались жалобы от сотрудников КГБ, которые работали под крышей посольства.

Еще один эпизод был связан с закупкой зерна в Канаде. Там что-то долго волокитилось, были явно коррупционные нарушения. Александр Николаевич все это разрулил, чем вызвал к себе ненависть со стороны тех, кто кормился возле той сделки. Возможно, ненароком затронул и бизнес-интересы сотрудников наших славных органов.

В Канаде у него окрепла нелюбовь к той части комитетчиков, которые занимались не разведкой, а следили за своими. Слушали телефоны, контролировали почту[401].

И другие мои собеседники из числа лиц, приближенных к Александру Николаевичу, тоже подтверждали: «Не любил „контору“. Жестко критиковал Андропова».

Да, насчет Андропова — чистая правда. Еще когда многие, даже вполне интеллигентные и неглупые люди хранили какие-то иллюзии в отношении Юрия Владимировича, Яковлев клеймил его как хитрого и коварного человека, законченного ортодокса, беспощадно искоренявшего всякое инакомыслие.

Характерно в этом отношении его письмо историку Рою Медведеву, который послал Яковлеву свою рукопись книги об Андропове:

Дорогой Рой Александрович!

Полагаю, что взаимное доверие позволяет мне откровенно выразить свои сугубо субъективные заметки по поводу Вашей рукописи.

1. Не берусь судить о достоверности фактологии. Но складывается впечатление, что в этом отношении рукопись бедна фактами и сильно зависит в этом отношении от написанных ранее работ.

Хотелось бы больше анализа времени, а главное — авторских оценок. Резкий контраст между впечатлением, которое рукопись оставляет в процессе чтения, и концовкой, где автор как бы спохватывается и обдает своего героя, а с ним и читателя, холодным душем. Но даже и тут суммарные оценки высказываются чужой цитатой, с которой автор вроде бы боится и соглашаться, но и спорить.

2. На мой взгляд (возможно, я не прав), работа недостаточно критична в отношении самого Андропова. Возможно, он был действительно идеален — но надо бы читателю это как-то показать и доказать на материале, на фактах. Всего этого нет, подозреваю, еще и потому, что любой анализ и любая рациональная оценка — самые проандроповские — неизбежно «взрывали» бы изнутри общепринятую легенду.

Для кого Андропов выглядит столь привлекательным? Для меня лично как для автора? — Пожалуйста, но надо тогда признать свою предрасположенность к человеку. Для страны, для партии, для каких-то определенных сил? — Здесь уже нужна аргументация. Любая, какая угодно, по усмотрению автора, но аргументация.

3. Автор находится под впечатлением той легенды об Андропове, которая получила широкое хождение в обществе.

Вспоминается сделанный фильм об Андропове вскоре после его смерти. Главное «действующее лицо» там — капот ЗИЛа, полфильма катающегося от Кремля до Дзержинки и обратно. Прекрасный зрительный образ при полном отсутствии материала даже для самой краткой биографии. И тем самым благодатное поле для мифотворчества.

Легенда гласит: новый руководитель, интеллигент и умница, требовательный и внешне сдержанный, жесткий, но притом и демократичный, даже по-своему обаятельный человек и руководитель, вырвал бы нашу страну из застоя, если бы только успел осуществить задуманное. Но не успел: поздно пришел к власти и с разрушенным здоровьем. В целом Вы разделяете этот взгляд.

О личных качествах Андропова судить не берусь. Но не стоит ли задуматься: личные качества на каком фоне? Ведь столь бездарного во всех отношениях человеческого материала, как наше руководство рубежа 70-х и 80-х годов, — еще поискать бы надо. На этом фоне нетрудно выделиться в лучшую сторону. А если точка отсчета какая-то иная? То какая? Но гораздо существеннее иное. Где, собственно, доказательства, что Андропов хотел бы провести какие бы то ни было реформы в стране? И какие именно? Не принимаем ли мы здесь желаемое за действительное?

4. Откуда взялась эта легенда об Андропове, и что она, собственно, отражает, чем питается? Размышления на этот счет могли бы составить одну из самых интересных глав рукописи.

Истоки легенды, несомненно, — в той талантливой консультативной группе, что была создана Андроповым и поддерживалась им на протяжении длительного времени. Но зачем она была создана, какие функции объективно выполняла не только в аппарате ЦК КПСС, но и по отношению к обществу, особенно к интеллигенции, — обо всем этом автор не говорит.

Другой исток легенды — общественные ожидания перемен. И с точки зрения личности у руля, и в плане наведения элементарного порядка и ответственности, и в более широкой перспективе поворота общества с пути скатывания под уклон, по которому оно целеустремленно и для всех думающих людей очевидно шло с конца 60-х годов. При этом общество понимало, что реальный выбор может быть только из круга Политбюро, и искало здесь новые лица по принципу «наименьшего зла». Но все же новый руководитель неправомерно наделялся в глазах общественного мнения обилием всяких позитивных качеств и намерений только на том основании, что он — новый. Порассуждать бы здесь об иррационализме нашего общественного сознания…

Третий источник — искренняя и сильная тоска немалой части общества по «сильной руке». Эти люди приветствовали приход и первые