августовского путча он лишился своей высокой должности, отсидел под следствием в тюрьме, написал покаянные письма генеральному секретарю. На закате жизни Владимир Александрович издал двухтомник «Без срока давности», куда в основном вошли его интервью и статьи, в том числе и обе моих публикации — та, жесткая, в «КП» и интервью для «Российской газеты», взятое на Новом Арбате. Я внимательно изучил эти книги. Вывод, увы, оказался неутешителен для их автора: судя по высказываниям на разные темы, Крючков до последних дней оставался человеком с консервативными и даже замшелыми взглядами. Партийно-застойных идеалов он не предал.

Но все же давайте продолжим нашу «шпионскую сагу». Отчего Крючков, обязанный своим возвышением Яковлеву, много сил потративший на сближение с ним, пускавшийся в доверительные разговоры с Александром Николаевичем, отчего же он так резко сменил курс и стал топить соратника по Политбюро, называя его «агентом влияния»?

Сам председатель КГБ объяснял это следующим образом: «Начиная с 1989 года в Комитет госбезопасности стала поступать крайне тревожная информация, указывающая на связи Яковлева с американскими спецслужбами»[397].

Опять сделаем «зарубку». Не знаю, как сейчас, но в те годы советская разведка была устроена таким образом, что ни один резидент, если он хотел продолжать службу, ни при каких обстоятельствах не осмелился бы копать под члена высшего партийного руководства. Ни один! Это было возможно только в том случае, если бы Центр настоятельно скомандовал: ищите компромат на такое-то лицо.

Значит, Крючков, став хозяином Лубянки, лично дал указание зарубежным резидентурам собирать по всему миру компрометирующую информацию по Яковлеву. И, конечно, реперными точками стали Нью-Йорк (Колумбийский университет) и Оттава (советское посольство в Канаде).

По тем временам, когда молодой Яковлев был стажером, ничего особенного, как я уже писал выше, накопать не удалось.

Подняли материалы канадского досье, опросили оперативников, кто в те годы работал по линии разведки в Оттаве, Монреале, Квебеке и Торонто. Ага, поддерживал связи с очень широким кругом лиц, куда входили видные политики, бизнесмены, представители культуры и науки. Дружил домами с премьер-министром П. Э. Трюдо. Но ведь дипломат так и должен себя вести — налаживать контакты, наводить мосты, поддерживать связи. Что же тут плохого или вредного?

Получив такую информацию, Владимир Александрович раздраженно отодвинул бумаги от себя и сказал принесшему их сотруднику ПГУ:

— Не то. Мне нужно знать, как канадцы оценивали посла с точки зрения его возможной разработки, его перспектив, его достоинств и слабостей.

Через какое-то время на стол председателя легли новые справки. В них указывалось, что спецслужбы Канады пристально изучали руководителя советского диппредставительства и быстро пришли к выводу: Яковлев явно недоволен своим положением, негативно настроен по отношению к московским властям, а посему контакты с ним следует продолжать. Кроме того, контрразведка якобы пренебрежительно отзывалась о его личных и деловых качествах, отмечала ограниченность, эгоистичность, делала выводы: особого будущего у Яковлева не просматривается.

Еще зарубка: не надо было иметь «крота» в канадских спецслужбах (кажется, его и не было), чтобы донести шефу КГБ: «Яковлев недоволен своим положением, негативно настроен по отношению к московским властям». Ибо Александр Николаевич и в разговорах с посольскими, и в беседах с гостями из Москвы не стеснялся выражать неудовлетворение затянувшейся «канадской ссылкой», критиковал и свое мидовское руководство, и бывших коллег из ЦК.

То есть состряпано было примитивно. Но и такого блюда оказалось достаточно, чтобы Крючков пошел с ним к генеральному секретарю. Это — опять-таки по версии, которой впоследствии строго придерживался сам Владимир Александрович.

Горбачев якобы, выслушав главного гэбэшного начальника, заметил в ответ, что канадцы верно подметили особенности характера Александра Николаевича. И вот что удивительно: если верить Крючкову, то Михаил Сергеевич не одернул главу Лубянки, сложилось впечатление, что он даже поощрил его к дальнейшему рытью компромата на своего ближайшего соратника.

И вскоре председатель госбезопасности, как он сам пишет, получил новые данные, «свидетельствующие о подрывной деятельности члена Политбюро ЦК КПСС». Они поступили сразу по двум линиям: разведки и контрразведки. Смысл этих оперативных материалов сводился к тому, что Яковлев занимает выгодные для Запада позиции, надежно противостоит «консервативным силам» в СССР и на него можно положиться. А в одном донесении говорилось следующее: будто бы одному американскому представителю поручено встретиться с Яковлевым, провести с ним соответствующую беседу и прямо заявить, что от него ждут большего[398].

Но ведь опять концы с концами не сходятся. Конечно, всем, а не только контрразведчикам, к тому времени было ясно, что Александр Николаевич надежно противостоит «консервативным силам» — это с особой четкостью проявилось в истории со статьей Нины Андреевой. Что же касается таинственного «американского представителя», то поди проверь — был такой на самом деле или все это придумано на Лубянке?

Тем не менее информация на Лубянке была расценена как серьезная, и Владимир Александрович решил предпринять следующие шаги. А для начала заглянул за советом к заведующему Общим отделом ЦК В. И. Болдину. Валерий Иванович, выслушав главу секретного ведомства, согласился, что поскольку речь идет о высших интересах национальной безопасности, то надо опять идти к Горбачеву.

Дальше я предоставлю слово самому В. А. Крючкову — эту версию последующих событий он в той или иной форме тиражировал затем в своих мемуарах, статьях и интервью.

До сих пор хорошо помню свою беседу с Горбачевым. Я показал ему информацию — агентурные сообщения, откровенно поделился опасениями, подчеркнул необходимость тщательной и срочной проверки.

Нужно было видеть состояние Михаила Сергеевича! Он был в полном смятении, никак не мог совладать со своими чувствами. Немного придя в себя, он спросил, насколько достоверной можно считать полученную информацию.

Я ответил, что источник, сообщивший ее нам, абсолютно надежен, но объект информации настолько неординарен, что весь материал нуждается еще в одной контрольной проверке. При этом я рассказал, что каналы и способы проведения необходимых проверочных мероприятий в данном случае имеются, и притом весьма эффективные, и всю работу можно будет провести в сжатые сроки.

Горбачев долго молча ходил по кабинету. «Неужели это Колумбийский университет, неужели это старое?!» — вдруг вырвалось у него.

Спустя какое-то время Михаил Сергеевич взял себя в руки и, как всегда в таких случаях, начал искать не решение возникшей проблемы, а думать, как уйти от нее. «Возможно, с тех пор Яковлев вообще ничего для них не делал, — заглядывая мне в глаза, лепетал он, — сам видишь, они недовольны его работой, поэтому и хотят, чтобы он ее активизировал».

Видя всю нелепость таких рассуждений, он снова надолго замолчал, о чем-то напряженно размышляя.