— Хороший фокус получился. — Максимов придвинулся к ней.

— А! Это не фокус. Я на часы все время поглядывала, ты не заметил. Шеф помешан на точности. Он этой козе с баяном сказал, чтобы начинала выть ровно в десять. Попробовала бы не запеть!

— Лучше бы не говорил. — Максимов поморщился. — С ее голосом только в привокзальном буфете пирожками торговать.

Она засмеялась и положила руку ему на плечо.

— Твой тебя искать не будет?

— Надеюсь, нет.

— И меня не будут. — Она покачала головой, ярко брызнули камешки в маленьких сережках. — И у меня работа закончилась. Теперь пусть хоть все в бассейне перетопятся, мне плевать. Пойдем пить шампанское, злой человек?

«Началось, — с невольным облегчением подумал Максимов. Еще раз скользнул взглядом по стоящей рядом Ольге. — Надо отдать должное, кусочек сыра в мышеловку они положили весьма аппетитный. Итак, кто из кандидатов оказался проворнее?»

Он остро почувствал, как в ее маленьком тренированном теле бьется нервная сила. Страх и возбуждение одновременно. В черных глазах, казавшихся еще глубже от темных теней на веках, мелькнул нехороший огонек. Словно случайный луч высветил в темноте глаза затаившегося зверя.

Она вывела его через боковую дверь, повела через оранжерею, освещенную призрачным сиреневым светом. Каблучки остро цокали по холодным плитам.

— Почему не спрашиваешь, во сколько эта красота встала?

— Мне неинтересно. Вот подведет прокурор твоего босса под конфискацию, тогда и узнаем, что здесь почем. — Максимов поймал ее за руку.

— Не здесь. — Она потянула его за собой. — В этом дворце у Золушки есть маленькая каморка.

Пальцы у нее оказались неожиданно сильными. И холодными.

* * *

Ольга прижалась к нему грудью, скользнула вбок, заставив перевернуться на спину. Вышло так неожиданно и ловко, что Максимов так и не успел понять, что произошло.

Она помяла его плечи и довольно, по-кошачьи замурчала.

— М-р. Только не шевелись. — Она уперлась ладонями в его грудь. — Лежи и не шевелись. Дальше я сама. А ты молодец, долго держишься.

«Угу, — мысленно ухмыльнулся Максимов. — Попробуешь тут кончить, если ты, кошечка, двери закрыла, а ключ в замке не оставила. А за дверью сопят, аж здесь слышно. Интересно, будут терпеть до конца или у них свои ходики тикают? Малышка же может гарцевать до утра, ее дело маленькое. А им уже невтерпеж».

— Куда ты? — Он подхватил за талию наклонившуюся в сторону Ольгу.

— Сигареты в сумке, — прошептала она. — Устрою перекур на рабочем месте. — Она сильнее сжала бедра, чтобы удержаться на нем, откинулась назад, пошарила по ковру рукой. — Ага, вот она.

Щелкнул замок сумочки, и тут же в грудь Максимова уперлось что-то холодное.

— Лежать! — громко, чтобы услышали за дверью сказала Ольга.

Если человек хочет убить, он не пугает. От угрозы до выстрела всегда есть секунды, а это шанс. Максимов никогда не упускал шанса остаться в живых.

Дверь распахнулась, и в комнате вспыхнул свет. В этот же момент Ольга, получив короткий удар в подбородок, слетела с Максимова и без стона рухнула на ковер. Ворвавшихся в комнату он встретил, сидя по-турецки, с дамским браунингом в руке.

— К групповому сексу тяги не имею, — спокойно сказал Максимов, взяв на прицел двух парней, замерших на пороге. Такого варианта они не учли или их плохо проинструктировали. По лицам было видно — исполнители. — И не люблю, когда мне мешают.

Парни расступились, пропустив в комнату остролицего седого человека. Он цепким взглядом осмотрел Комнату, чуть задержавшись на обнаженном теле Ольги, распластавшемся на ковре. Оценив обстановку, он изобразил улыбку на жестком, изрезанном глубокими морщинами лице.

— Извини, дорогой, — сказал он с легким кавказским акцентом. — Почему на ковре сидишь? Мог бы ее и на столе разложить.

— Падать высоко, — усмехнулся Максимов. — А я двигаться люблю.

— Молодец! — улыбнулся Остролицый еще шире. — Только вот что я тебе скажу. Ты только не обижайся. — Он сделал шаг вперед. — Секретаршу хозяина можно трахнуть, он не обидится. Ее уже брали и на столе, и под столом… С его разрешения. Но стрелять в доме уважаемого человека. — это нехорошо. Хозяин мой друг, зачем обижать друзей, да?

— Согласен, — кивнул Максимов, но ствол не опустил.

— Слушай, дорогой. Встань, оденься. Мы сядем, поговорим, хорошо?

— Могли бы постучать. Я сам бы вышел, — проворчал Максимов. Резко встал на ноги. — Только без фокусов!

— О чем речь. — Остролицый сделал шаг в сторону, освобождая проход своим бойцам.

«Бандит, а как интеллигентно работает! — Максимов покачал головой. — Я уж грешным делом подумал, что сейчас некто Подседерцев нарисуется. С „волкодавами“ из своей Службы. А тут — Сигуа собственной персоной! Или поторопился, или переиграл СБП… Черт их разберет!»

Максимов быстро натянул брюки, пистолет лежал на столе под правой рукой, напасть они не рискнули. Когда он потянулся за пиджаком, для этого пришлось сделать полшага от стола, люди Сигуа бросились вперед. Он был готов принять удар, но вдруг что-то тяжелое врезало по шее и искры брызнули из глаз. Он коротко охнул и рухнул на пол. Сознания не потерял, просто заставил все мышцы стать кисельными, как при глубоком нокауте. И не чувствовать боли. Это он умел. Поэтому, получив контрольный удар носком ботинка под ребра, он не застонал.

Земля была холодной, сырой ветер, забившись под рубашку, тысячей ледяных иголок колол тело.

Максимов стоял на коленях, закрыв глаза, чуть покачиваясь в такт не слышимой никем, кроме него, мелодии. Он ни на что не обращал внимания — ни на лопату, воткнутую перед ним, ни на наручники, стиснувшие запястья, ни на окруживших его плотным кольцом людей. Он не испытывал к ним ненависти, более того, он был им благодарен за эту минуту передышки. Лучшего подарка перед смертью они придумать не могли.

— Чего это он? — спросил один, прислушавшись к бормотанию Максимова.

— Не видишь, молится, — с сильным акцентом ответил другой.

— Гьятэй, гьятэй, хара гьятэй харасо гьятэй бо дзи со ва ка,[12]— с каждым словом все громче стал шептать Максимов.

— Он что — не русский, да? — неуверенно спросил человек с акцентом.

— Але, гараж! Хорош косить, копать давай, хари-кришна гребаная. — Кто-то вполсилы пнул его в спину.