– Вложения? Во что это? Ты в этом не участвуешь.

– В дружбу. До меня дошел слух, что вы с Морли плохо себя ведете. Вот я и подумал: пойду прослежу, чтобы никто не натворил глупостей.

Мисс Контагью испепелила меня взглядом. Делает она это мастерски – оглушительно. Чуть не до крови. Ты смотришь на нее и забываешь всю ее холодную красоту, а помнишь только, что она дочка Чодо Контагью, смерть на копытах. И еще помнишь случаи, когда по сравнению с ней даже ее папочка казался тепличным учителем танцев.

Она больше ничего не говорила. И Морли тоже.

– Ну, Морли? Ты разобрался? Ты заключал сделку, руководствуясь опытом предсказания результата паучьих бегов? – Я бросил на него многозначительный взгляд; он, несомненно, решил, что у меня запор.

Рохля, Безымянный и телохранитель Белинды озадаченно топтались у дверей.

– Я контролирую ситуацию, – заявил мне Морли. – Просто на минуту жадность взяла верх над рассудком.

– Он думал, – с убийственным спокойствием произнесла Белинда, – что ему удастся вести бизнес так же легко, как крутить шашни. Боюсь, меня он нашел менее сговорчивой, чем своих подружек.

– Вот и до меня такие слухи дошли, дружище. Не дели шкуру неубитого медведя – тем более если прежде договорился играть с другими.

– Метафоры у тебя, Гаррет, как всегда, так себе. Но суть ты понял верно. Порой ситуация скользкая… недолго и сорваться. Я малость погорячился. Но я же взрослый человек, вовремя разглядел угрозу и взял ситуацию под контроль. Гроза миновала. Так что твое беспокойство безосновательно.

Морли покосился на компанию у дверей. На сильно перепуганных громил, которые совершенно не понимали, что происходит. И что от них, спрашивается, толку?

Белинда кивнула, соглашаясь с Морли – и, возможно, с моими мыслями. На какое-то мгновение я утонул в этих неописуемо голубых глазах, но все-таки сумел взять себя в руки и вынырнуть.

– Чтоб меня! – прохрипел я. – Как трудно быть взрослым…

Морли казался разочарованным. Но суть его странной короткой тирады я все-таки уловил. Все обстояло не так хорошо, как он утверждал.

Что я еще мог сделать? Он сам застелил себе постель. Я только постарался, чтобы простыни оказались не окровавленными.

– Ладно. Если все в порядке, я возвращаюсь к своим делам. А вы оба ведите себя хорошо. Я не хочу, чтобы мои лучшие друзья собачились, как уличные голодранцы.

Разумеется, это никого не обмануло. Ну, кроме, возможно, свидетелей у двери. Однако это дало Белинде понять мою позицию. А мое мнение, в силу ряда причин, кое-что для нее значит.

Все это мне уже объясняли многие – включая того, кто рисковал сейчас здесь, и все равно я не могу понять этого до конца. Впрочем, я давно уже усвоил, что порой гораздо полезнее принять что-то как данность, не пытаясь понять.

– Я подойду, как только покажу Белинде все, что мы хотим здесь сделать, – сказал Морли. – Попроси Синдж меня дождаться.

Морли редко подставляется, но я не воспользовался возможностью уколоть. Может, это тоже признак взросления, предположил я. И вообще, стоит ли шутить над мелкими слабостями одного друга, чтобы подняться в глазах другого?

Рохля и остальные вышли за мной на улицу.

– Эй, Гаррет, – сказал Рохля, – значит, все в порядке?

– Надеюсь, что так. Ни за что не хотел бы оказаться в одиночку против этой женщины.

– Скажешь тоже. Если найдется такой глупец, он сполна огребет.

Его слова разбудили во мне неприятные воспоминания.

– Ладно, бывай.

63

Я вернулся в «Мир». На полпути едва не оступился, когда порыв ветра донес до меня неописуемый запах немытого тела. Источника его я не видел.

День тем временем начинал клониться к вечеру. Наверное, времени и положено лететь так быстро. В дальнем конце улицы показались Риндт Гринблатт с семейством; они направлялись в мою сторону. Братец Гринблатт, похоже, пребывал в дурном расположении духа. Впрочем, у гномов почти всегда такое выражение.

Не дожидаясь этой милой семейки, я зашел в здание театра и наткнулся на Пулар Синдж. Больше никого из ее крысиной родни там не было – все спустились вниз.

– Когда ты отловишь этого вонючку, милая, спроси у него, с какой стати он интересуется мной. Или «Миром».

– Попробую. Хотя Покойник, возможно, уже все знает. Он прикоснулся к этой вонючке – правда, кажется, ненадолго.

– Непременно спрошу. – Только Мешок с костями, скорее всего, уклонится от ответа. Скажет, что я сам должен догадаться. Или еще какую-нибудь гадость в этом роде.

Я заглянул в подвал:

– Эй, Рокки! Мне понадобится твоя поддержка через минуту. Поднимайся.

Вообще-то, Плоскомордый и его мордовороты тоже неплохо знают свое дело, однако есть работы, которые лучше поручать узкому специалисту.

Надо бы Синдж побольше общаться с родичами. Слишком она очеловечилась. Вот и сейчас сразу насторожилась.

– Что задумал, Гаррет?

– Ничего. Но примерно через минуту сюда явится изрядно раздосадованный гном. Мне хотелось бы иметь рядом кого-нибудь такого, кто не боится всех их топоров, тесаков и молотков. Кого-то, кто сызмальства умеет заставить эту волосатую братию стоять смирно и внимать голосу разума.

Старина Риндт, подозревал я, убедил себя в том, что установил сквоттерские права на подземную недвижимость одним фактом своего нахождения там. Это просто волшебный какой-то образ мышления, заставляющий нас думать, будто мы «заслужили» или «имеем право» на то, что нам не принадлежит, только потому, что мы дышим и трепыхаемся. Подобной заразе подвержены все разумные расы. Типа я родился, а следовательно, имею право залезть к тебе в карман, чтобы купить бутылку красного крепленого и нажраться вечером в хлам.

Последнее время я все чаще вижу новые надписи на стенах. Обычные, традиционные карентийские надписи сводятся к расистским лозунгам. Или обозначают территорию детских банд. Или вовсе безобидные типа «Ферди Пинс хочет залезть под юбку Минни Тонг». Новые же требуют положить конец социальной несправедливости, рабству нелюдей и экономическому террору.

Нет, правда.

Можно, конечно, дивиться крепости шаров парня, который не моргнув глазом произносит такие лозунги публично. Я бы даже испытал стремление дать ему то, чего он просит. Но не кормить его задаром. А будешь бездельничать, братец, – получишь тесную дармовую могилу.

И это говорю я – тип, сам испытывающий аллергию на работу. Тип, моральные принципы которого состоят в том, чтобы избегать работы, насколько это возможно. Но тип, который сознательно принимает последствия своей бездеятельности.

Что-то я отвлекся от главных событий.

Из подвала выбрался Рокки, поставив точку под лирическим отступлением.

– Что стряслось, Гаррет? Хорошо бы это ненадолго. Мне надо идти через час.

– Помнишь гномов, за которыми я просил тебя проследить? Они будут