молотков, визг пил, ругань и снова стук молотков. Чего я не услышал – так это лязгающей металлом музыки из подземелья.

– Строители сегодня все вышли на работу, – буркнул Плоскомордый, отхлебнув из кружки чая – такого крепкого, что аромат его доносился до меня сквозь запах стряпни и вонь немытых тел. – Ты их здорово напугал своим блефом, Гаррет.

– Вам что-нибудь снилось, ребята? – поинтересовался я.

– Всем что-нибудь да снится, – отозвался Джо-Фига, вываливая мою яичницу на жестяную тарелку. – Только ешьте побыстрее, а то у нас тарелок пока всего четыре и кружек четыре.

– Я имел в виду – странные какие-нибудь сны. Мне снилось что-то такое, только не помню что.

– У меня все время так.

– И у меня тоже, – подал голос Тарп. – Но скажу вам, нынче ночью покруче были, чем прежде.

Я съел яичницу, которая оказалась и вполовину не такой поганой, как с виду.

– У тебя что, новая подружка, Плоскомордый?

– У меня что, есть время кадрить кого-нибудь?

– Значит, та, Грациэлла? – (Это, кажется, имя называла Синдж? Или в этом роде?) – В общем, кто-то, кто тебя слегка причесывает и вообще просвещает. Джо-Фига, славно поработал с яйцами, спасибо.

– На коротком контракте поваром служил. При штабе дивизии.

Я приподнял бровь. Джо-Фига не производил впечатления ветерана. Да и не мог. Слишком молод для этого. «Короткий контракт» означал добровольное продление срока службы после срочной – обязательных пяти лет. Срок «короткого» составлял два года, и все это время тебе пытались дать понять, что на сверхсрочной ты по ошибке. Этакое испытание. Если ты склонялся к армейской жизни и после этих двух лет, тебе предлагали новый контракт, уже долгосрочный. На двадцать лет. Точнее говоря, на всю оставшуюся жизнь. Тех, кто отслужил этот срок и остался в живых, в природе не больше, чем шуб из лягушачьего меха.

Я не слишком задумывался об этом, но если напрячь память, так в подписавшихся на пожизненный контракт недостатка на протяжении моей срочной службы не было. Конечно, всех самых тупых или упертых вычистило из списка живых довольно быстро. После этого такая судьба выпадала только разве что по невезению. Ну или если ты сам по недомыслию оказывался слишком близко к чему-то или слишком далеко от чего-то… в общем, в таком аспекте.

– Как ты попал в эту компанию? – поинтересовался я.

– Если работа подворачивается, надо хватать. Нынче на поваров спрос невелик.

Спрос… Такое время. Пройдет еще не один год, прежде чем карентийская экономика приспособится к нежданному миру.

Конечно, проигравшей войну Венагете приходится еще хуже, чем нам. Битвы, решившие исход войны, унесли почти всех их ноблей и заклинателей. Окончание войны привело у них к появлению целого класса мародеров – безработных солдат, грабящих и насилующих собственное же население.

– Вот интересно, – удивился я. – Тебе нравится готовить?

Джо промолчал, но вид у него сделался такой хитрый, что я принял это за утвердительный ответ.

Наверное, опасался, что его приятели сочтут работу повара не слишком мужской.

– Есть у меня один приятель-ресторатор, – сказал я ему. – Думаю, в самое ближайшее время он будет искать себе новых поваров. Могу замолвить за тебя словечко. Эй, Плоскомордый! Ты это по поручению Дина Крича или моего напарника-тяжеловеса?

– Не понял?

– Ты меня поднял возмутительно рано.

– А-а… Я ж сказал уже. Надо работать. Чем быстрее ты начнешь, тем быстрее закончишь. И тем быстрее у меня освободится спальное место для одного из ночной смены.

Я дежурно открыл рот, чтобы возмутиться, но он перебил меня:

– И мне плевать, что платишь нам ты. Работа есть работа. И кстати, уступать начальству спальное место в казарме в наши обязанности не входит. Это так, вежливость.

Я попытался было сунуть свою тарелку и вилку братцу Джо-Фиге, но тот нахмурился:

– Там за дверью две бочки. С желтой полосой – для мойки. В другой не мойте – она для питья.

Оказывается, руководящая работа не делает меня популярнее у этих ребят.

Они – моего круга. Просто, возможно, я уже не их.

68

– Вы здоровы? – поинтересовался десятник Лютер. – Глаза у вас красные какие-то. Словно у вас жар.

– А все это поганое место. Если вы считаете, что здесь страшно, пока вы работаете, попробуйте-ка остаться на ночь.

Он совладал с собой и не стал говорить, что мое нытье его интересует меньше всего. У него своих забот хватало.

– Сегодня тихо, – сообщил он вместо этого. – Призраки все бесформенные. Похоже, пороху у них нынче меньше. И никаких этих жуков страшных не вылезало.

– Приятно слышать. Хоть видишь, что не впустую работаешь. И напомните всем, что эти призраки никому вреда не причинили.

– Пока не причинили. Физического.

Лютер из тех, что найдут способ возразить на любую вашу реплику. Надеюсь, плотник и начальник строительный из него лучше, чем собеседник.

– Надежда остается всегда. Правда ведь?

Лютер бросил на меня удивленный взгляд, почти мгновенно сменившийся подозрительным. Над ним подшучивали не в первый раз – наверняка и не в последний.

Должно быть, я произнес это не слишком серьезным тоном.

Следующие пять часов я провел, шатаясь по «Миру» и окрестностям, притягивая неласковые взгляды и нелицеприятные комплименты по поводу моего выбора верхней одежды. Оставалось только надеяться, что сданное мне напрокат мистером Йеном пальто не какой-нибудь бесценный музейный экспонат. Я ведь понимал: мне наверняка придется его купить, от него же остались одни лохмотья.

К исходу пятого часа я заметил, что нехорошие взгляды и недобрые замечания сделались реже. И вообще народ начал работать медленнее.

Я и сам ощущал усталость.

Любопытно.

Что-то явно происходило. Только что?

Одна чертовщина за другой. О. Ч. З. Д. По этому принципу можно рассказ строить. И жизнь моя построена по тому же принципу. Я называю это методом барной стойки. Начинаешь типа с «был это я однажды…» и продолжаешь, нагнетая факты в геометрической прогрессии. Таким образом можно простую прогулку по городу превратить в крестовый поход сквозь самое сердце тьмы с целью сорвать опасные замыслы проклятой ведьмы…

– Что ты здесь делаешь, Мальскуандо?

Важной особенностью О. Ч. З. Д. являются моменты, когда в дверь вламывается кто-то, размахивающий клинком и выкрикивающий чье-нибудь имя. Или – как в этом случае – просто повышающий температуру помещения жаром своего врожденного таланта. Типа «ноги у нее были вот отсюда… вроде как от самой шеи росли, и голос как можжевеловый дым. Она вообще из тех, при виде которых даже мертвецы из гроба восстали бы». Что-то в этом роде.

Однако эта конкретная рыжая девица оказалась лишь предвестником настоящего нашествия. С ней явилась вся компания. Аликс с блестящими глазами. Тяжело дышавшая