Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Аю, – произнес я, – как по-твоему, я сильно изменился с момента нашего знакомства?
– Да, – был ответ.
– А в чем именно?
– Эйш был веселее, – подумав, сказала Аю. – Всегда хотел летать. Мог не спать всю ночь, чтобы показать Аю, как падают звезды, а утром встает солнце и исчезают золотые облака-перья. И чужие земли, и далекие оазисы. Теперь нет.
– И это тебя не удивило?
– Аю думала, Эйш повзрослел. В степи юноши тоже берут коней и скачут куда глаза глядят, сражаются, ищут добычу и невест. Потом становятся совсем взрослыми, женятся, растят детей и кочуют вместе со стадами.
– Дядя Гарреш, несмотря на то, что давно женат, да и дети у него уже взрослые, как-то не остепенился… и не собирается.
– Все разные, – изрекла Аю. – Таких, как дядя, мало.
– То есть ты не заподозрила неладного… – вздохнул я. – Что ж, логично… Тридцать лет прошло, пора бы мне повзрослеть, верно? Только для меня-то эти годы – что дни…
Аю промолчала. Я знал, о чем она думает: ей за сорок, и пусть она еще выглядит очень молодо – все-таки за драконом замужем! – время неумолимо берет свое. У нас нет детей и, наверно, уже не будет, а мы же хотели… Не знаю, почему так вышло: всё указывало на то, что это более чем вероятно, но… не сложилось. Может, мое проклятие тому виной? Или нечто иное? Как поймешь…
– Что ж, попробуем разобраться, – сказал я наконец, чтобы сгладить неловкость. – Фергия с меня живого не слезет, пока не поймет, в чем дело, но помочь ей – в моих интересах… И еще это пророчество! Откуда оно взялось?
– Какое пророчество? – удивилась Аю.
– О потомке крылатых и потомке отступника, чья кровь откроет путь и закроет врата, – довольно близко к тексту процитировал я.
– Ты крылатый.
– Именно. А Фергия вроде бы похожа на отступника Ирдаля, хотя я первый раз слышу это имя! Надо порасспрашивать, вот что, – сделал я себе зарубку на память. – Во всяком случае, когда Уммаль это понял, то будто обезумел, заговорил о пророчестве, которое передавалось от отца к сыну в его семье, а когда очнулся, ничего не помнил. Ты ни о чем подобном не слышала?
– Когда-то слово было сказано, – задумчиво ответила она, – а теперь пришло время ему исполниться. Так бывает. Иногда ждут много лет. Сто или больше. Неправильно повторяют пророчество. Теряют часть. Иногда совсем забывают. Но даже если никто не помнит, оно все равно исполнится. И это очень плохо.
– Почему?
– Потому что те, на кого пал выбор, не будут знать, что делать. А если сделают неправильно, может случиться беда.
– Кажется, понимаю… – потер я лоб.
Ох уж эти тонкие материи! Одного неверного шага достаточно, чтобы всё испортить, и ладно еще, если это будет лишь твоя собственная жизнь, а не судьба целой страны!
– Аю не знает, что это за пророчество, – предвосхитила она мой вопрос. – Аю не умеет видеть назад. И далеко вперед тоже не умеет.
– Я помню.
– Зато Аю видит, что Эйш с Фергией связаны. Теперь Аю понимает почему.
– Да, я уже осознал, что отделаться от нее не получится… – пробормотал я.
Что ж, попробуем выяснить, что это за Ирдаль-отступник такой. Раз его казнили и повесили голову над городскими воротами, значит, дело было громким, и об этом должны сохраниться записи. По времени сориентирует Фергия: она же знает, когда женился ее предок… во всяком случае, я искренне на это надеюсь: у магов ведь, как и у драконов, плюс-минус полста лет роли не играют. Учитывая, сколько войн и переворотов случилось в Адмаре за один лишь последний век… искать я буду долго. Вдобавок записи могут быть засекречены или попросту уничтожены, не важно, по приказу нового рашудана или сами по себе, в пожаре или еще как-нибудь… В первом случае даже из частных библиотек могли изъять все упоминания об Ирдале, случается такое: имя предается забвению, деяния человека, не важно, дурные или хорошие, вычеркиваются из истории, как не бывало, и пески времени погребают под собой всё связанное с ним…
О Фергии не было ни слуху ни духу ровно двое суток, а на третьи в мои ворота постучался злосчастный Итиш и, как до него Оталь, встал передо мной на колени, снял тарбан и коснулся лбом земли.
– Что это с тобой, любезный? – спросил я.
– Вейриш-шодан… – проговорил он, подняв голову. Синяк у него под глазом немного поблек, зато расцветился фиолетовым, зеленым и желтым, а вдобавок правое ухо распухло вдвое против нормальных размеров. Еще он немного шепелявил, и я заподозрил, что кто-то из родственников поубавил Итишу зубов. – Говорят, ты водишь дружбу с Белой ведьмой из северных стран, поэтому я прошу тебя о милости: замолви за меня словечко!
– Ничего не понимаю, – нахмурился я, поднял его на ноги и увлек в тень. – Она ведь сказала, что поможет твоей беде, если ты попросишь, так? Весь базар слышал…
– Так, да не так! – Итиш напялил тарбан боком. – Теперь она не хочет искать злодея, говорит, что я всё испортил, когда сам взялся за дело… и вообще, у нее есть занятия поважнее!
– Не могла она так сказать… Хотя нет, вполне могла, – вспомнил я манеру Флоссии вести дела. С чего бы Фергии поступать иначе? – Ты, должно быть, не захотел платить назначенную цену?
– Я пробовал торговаться, Вейриш-шодан, но ведьма даже слушать меня не стала, – с горечью ответил Итиш. – Ускакала прочь, вот и все, спасибо, плеткой не огрела… Теперь только и осталось – идти к ней в Проклятый оазис, падать в ноги и умолять…
– Так иди, я-то тут при чем?
– Боюсь я, Вейриш-шодан! – воскликнул он. – Об этом месте такие слухи ходят…
– Какие, например? – заинтересовался я. – Я рядом живу, но ничего ужасного не замечал.
– Тебе-то не страшно, – буркнул Итиш и развернул тарбан, как подобает. – Вот я и пришел тебя просить, Вейриш-шодан: сделай милость, проводи ничтожного торговца к ведьме! Чего тебе стоит?
Я подумал, что если дело так пойдет и дальше, то мне придется назначать цену за свои услуги. Итиш же истолковал мое молчание по-своему, снова пал ниц и аккуратно постучался лбом об узорную плитку, которой был выложен дворик.
– Молю, Вейриш-шодан! Разлад и горе в моей семье, и великий убыток… Прошу, помоги!
– Ну хорошо, хорошо, – сдался я. – Поедем. Мне все равно нужно спросить у нее кое о чем, а тут такой случай…
– Благодарю тебя, Вейриш-шодан! Пусть благословит тебя Бескрайнее Небо!
Я спасся бегством, покуда он не принялся лобызать мне ноги,