Брат Вячеслав задумался.

— Передал, — сказал он.

— И что созерцает брат Игорь?

— Брат Вячеслав сообщает, что, видимо, потолок в твоей келье давно не белен, — скрипучим голосом отвечал брат Вячеслав.

— Брат Игорь впадает в тяжкий грех занудства, — сказал настоятель. — Передай ему, что со своим потолком я сам разберусь, а он пусть перечтет «Женитьбу Фигаро».

— Брат Константин в Староволжской обители просил передать, что в окрестностях был бой, имеются раненые. Просит благословения на оказание первой помощи. Федералы отошли, раненых расквартировали у местных.

— А как он из монастыря выйдет? — спросил брат Борис.

Этого вопроса Громов не понял. Выйти из монастыря — легче легкого, так казалось ему.

— Но, может, он даст знать местным, и они привезут в монастырь особо тяжелых…

— Если повезут, — мрачно сказал монах, сидевший справа от Громова. От него приятно пахло «Золотой звездой» — он тер ею виски, страдая, видимо, от мигрени.

— Скажи брату Константину, что я его порыв одобряю, — после недолгого размышления выговорил Николай. — Что получится — решать не нам, а попробовать стоит.

Громов почувствовал, что Воронов смотрит на него вопросительно, но покачал головой: мол, сам не понимаю.

Николай с братьями обсудили еще несколько спорных случаев — кто-то болел, кто-то получил печальное письмо из дома, отец Марк в Бирюлевской обители влюбился и спрашивал совета (монахи долго хихикали, предлагая советы один непристойнее другого, — Николай строго осадил их, посоветовав брату Марку как можно скорее уйти к предмету своей страсти, а если не получится — усиленно молиться). Связь с братьями осуществлялась тут же, без всяких мобильных и иных телефонов, причем каждый из собравшихся имел на связи единственный монастырь. Громов подивился, что их на Руси осталось так мало.

— Ну-с, и что же мы видим? — спросил Николай, когда с монастырскими делами было покончено.

— Старик с девочкой идут на юг, — грустно сказал высокий. — Девочку жалко.

— Плохо девочке, — кивнул брат Георгий. — Девочке очень грустно.

— Слышит ли она нас?

— Иногда.

— Укрепите ее, чем сможете.

— Будем пробовать.

— Слышит ли нас старик?

— Не слышит, но знает.

— Старик не нравится мне, — твердо сказал толстый.

— Ты ему тоже не нравишься, — отрезал Николай. — Какая разница? Что с разочарованным?

— Разочарованный со своей дикаркой бегут в Дегунино, как и было сказано, — заметил брат Борис. — Тут кое-кого послали их остановить, но кое-кто не туда попал.

— Кое-кто попал как раз туда, — решительно заметил настоятель. — Бывает штабной умысел, а бывает и Божий промысел.

— Разочарованный до того уж разочаровался, что думает перебежать к хазарам, — хихикнул толстый.

— Ага, он им очень нужен, — сказал высокий.

— Я за него, кстати, боюсь, — тревожно сказал Борис.

— Думаешь? — резко спросил настоятель.

— Что-то больно быстро очеловечивается. А тогда ему не жить.

— Ну, совсем-то не очеловечится. А, брат Борис?

— Не знаю, буду следить.

— Следи. Что с нашим лесоводом?

— Пошел догонять девушку.

— Что с нашей девушкой?

— Сие нам неведомо. В тех местах, сам знаешь, брат Николай, плохо видно.

— Но наша девушка жива? — тревожно спросил брат Николай.

— Это да, — уверенно сказал монах, лица которого Громов не видел. — Пока точно.

— Помни, брат Мстислав, ты видишь дальше других, — строго сказал настоятель.

— Пока смогу, буду смотреть, — кивнул Мстислав.

— Ай, инспектор, инспектор, — сказал Николай. — Правильно ждешь, да не оттуда.

— А откуда? — спросил вдруг Воронов.

— Инстинкт выживания, юноша, силен у вас чрезвычайно, — одобрительно заметил Николай. — Придавая вас в спутники капитану, наш общий знакомый поступил чрезвычайно дальновидно. В огне вам не гореть, в воде не тонуть. Должен заметить, что местные вообще очень ловко избегают опасности и отлично чувствуют ее. Но что предсказано, то предсказано: не знаю, как будет, но знаю, чем кончится.

— Не хочу, — тоскливо произнес Воронов.

— А почем вы знаете, юноша? Вдруг это совсем не то, чего вы ожидаете? Вы думаете, Бог — вроде воинского начальника, который вас чуть под монастырь не подвел? А монастырь — вот он, ничего страшного.

— Боюсь, — так же тоскливо проговорил Воронов.

— Ничего не надо бояться, вон девушка не боится, и вы не бойтесь. Девочка со стариком идет, тоже не боится. Капитан ваш едет останавливать неизвестно кого, и то не боится, хотя сроду в гражданских не стрелял. А стрелять-то ему и не придется, ушли они из Копосова, капитан. Не то б вы, чего доброго, и правда пальнули, — нет?

— Откуда вы все это знаете? — только и смог спросить Громов, окончательно переставший что-либо понимать.

— А откуда вот он догадывается? — кивнул Николай на Воронова. — Знаю, и все. Завтра поедете с миром в Москву, отвезете рядового да и отправитесь, куда собирались. Хотите посмотреть, как там Москва?

— А как? — спросил Громов совершенно по-детски. Он уже готов был поверить, что ему сейчас покажут Москву.

— Да вот так, — пожал плечами настоятель, и в тот же миг Громов почувствовал Москву. Она напряженно пульсировала где-то к западу от монастыря, и Громов чувствовал, как через весь город мучительно пробирается, увязая в бесконечных пробках, «скорая помощь». Он понимал при этом, что она успеет. Ничего больше во всей Москве не привлекало его внимания, да он и не видел ничего. В голове у него оглушительно завыла сирена. Он знал, что фельдшер в кабине кусает кулак от нетерпения. Это был хороший фельдшер, не из тех, что выезжали по вызовам в последнее время, — больной ему был небезразличен, и он хотел успеть, и должен был успеть. Громов чувствовал, что с пробками ничего сделать не может, но способен каким-то образом утешить фельдшера, внушить ему, что все кончится нормально; и фельдшер успокоился, он знал это.

— Интересно, — сказал Николай. — Вот бы не подумал. Я бы, честно говоря, решил, что какие-нибудь учения… Вам что, про войну неинтересно?

— Про войну я и так все знаю, — машинально ответил Громов, но тут же спохватился:

— Вы что, и это видите?

— Ну, примерно, — неуверенно ответил Николай. — Скорее догадываюсь.

— Способный, — завистливо сказал брат Георгий.

— Абы кто и не придет, — загадочно ответил Николай. — Есть ли у вас вопросы, брат капитан?

— Много, — сказал Громов. — Но для начала один: почему этот ваш брат Константин не может выйти из монастыря?

— Брат Константин в затворе, — пояснил Николай. — У некоторых есть такая клятва, вроде, знаете, барбудос. У нас же тоже бороды приняты, кстати… Брат Константин не может выйти из монастыря, пока не кончатся эти ваши чертовы качели. Он не сам это выбрал, просто в каждом монастыре должен быть затворник. Получилось так, что у староволжцев это именно Константин, а он врач.

— А у вас кто затворник?

— Брат Мстислав, — вздохнул Николай. — Ему отсюда