Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стр. 77. — Цитируется ст-ние И. Ф. Анненского «Человек» (И был бы, верно, я поэт, / Когда бы выдумал себя). Стр. 95. — В данном контексте упоминание «нечаянной радости» (один из видов (чинов) православной иконы Богородицы) — реминисцентная отсылка к одноименной книге стихов А. А. Блока, некоторые из ст-ний которой содержат мотив «принятия мира» (см. подобное упоминание в аналогичном контексте в стр. 6–7 № 43 наст. тома). Стр. 96–97. — Имеется в виду сказка «Гадкий утенок» Г.-Х. Андерсена; ср. у Ахматовой: «Только ставши лебедем надменным / Изменился серый лебеденок...» («В ремешках пенал и книги были...»). Стр. 100–103. — Дж. Доэрти отмечает непосредственную связь этого «несколько неожиданного» метафорического применения «голоса» к какой-нибудь внутренней или внешней действительности с утверждением, в следующем абзаце, значения зрительного акта. По его мнению, акмеизм стремился к «равновесию» «голоса» и «зрения», отклоняясь от простого фиксирования восприятия действительности, и в этом смысле является анти-реалистичным и субъективным (см.: Doherty. P. 149). Стр. 107–118. — Цитируется ст-ние «Плотно сомкнуты губы сухие...». Стр. 128–129. — Цитируется ст-ние «Протертый коврик под иконой...». Стр. 131–132. — Цитируется ст-ние «Я пришла к поэту в гости...». Стр. 135–136. — Цитируется ст-ние «Гость». Стр. 138–139. — Цитируется ст-ние «Знаю, знаю — снова лыжи...». Стр. 141. — Цитируется ст-ние «Меня покинул в новолунье...». Стр. 147–148. — Имеются в виду ст-ния «Протертый коврик под иконой...», «Ты письмо мое, милый, не комкай...» (В этом сером будничном платье, / На стоптанных каблуках...), «Вижу выцветший флаг над таможней...». Стр. 150. — Пэон — сверхдлинная (четырехсложная) стопа, получаемая сочетанием пиррихия с ямбической или хореической стопами в разных комбинациях; под «паузой» здесь имеется в виду пропуск (стяжение) безударного слога в стопах, порождающий эффект дольника (см. комментарий к стр. 17–110 № 56 наст. тома). Стр. 155–162. — «У Гумилева по отношению к лирическим стихам была особая количественная теория строфики. Каждая количественная комбинация (в пределах «малого» стихотворения) обладала, по его убеждению, своей инерцией в развертывании лирического сюжета» (Гинсбург Л. Я. Гумилев // Жизнь Николая Гумилева. С. 175). В конспектах лекций по теории поэзии (см. т. X наст. изд.[56]) он пояснял: «Два четверостишия, связанные одной мыслью, но отдельно развитые, называются восьмистишием. В нем обыкновенно в первой строфе дается образ, во второй строфе чувство, но возможна и обратная композиция (пример Ахматова). Восьмистишие <...> это прекрасная сжатая форма стихотворения. [Но далеко не всегда содержание может быть вложено в восемь строк.] В трех строфах стихотворение развивается свободнее, в третьей строфе [дается] заключение или синтез; это дает возможность расширить тему, но все же стихотворение остается кратким и требует четкой сжатости. <...> В четырехстрофном трудно найти связывающую строфу. Четвертая строфа всегда стремиться быть выходом вовне стихотворения. Поэтому удобнее писать пятистрофные стихи, давая в последней строфе синтез всего предыдущего». Стр. 170–171. — О «разорванности впечатлений» в ст-ниях «Вечера» писал в «аполлоновской» рецензии В. А. Чудовский (Аполлон. 1912. № 5. С. 46).
О П. А. Радимове см. № 41 наст. тома и комментарии к нему.
Стр. 182–187. — Имеется в виду, прежде всего, ст-ние «Ночь» (последняя строфа которого цитируется в рецензии):
Душой раскрытой принимаю
Скрижалей древних письмена
И взором радостным читаю
Миров златые имена.
Стр. 193–195. — Имеются в виду ст-ния, собранные в разделе «Путешествие в Башкирию» —
<...>
У саклей медные кунганы
Льют влагу ледяным дождем,
Уж круторогие бараны
Съютились в стаю за бугром.
И в белых шляпках башкирята
И среброногие ягнята
Ушли под темь лесных пещер
И муэдзин, раб Магомета,
Поет на вышке минарета
Святую песнь: «Аллах акбер!» —
(«Башкирское утро»)
и ст-ния, собранные в разделе «Токаревские элегии» —
<...>
Вот и смеркается. Стадо пустили. И в воздухе мозглом
Грустно разносится рев. Сельский священник идет
В мелочной лавке купить табаку и селедок на ужин.
Слышно: на барском дворе с цепи спускают собак.
(«Сырой вечер»)
Стр. 204–209. — Цитируется IX глава поэмы «Попиада».
О Г. В. Иванове см. №№ 40, 68 наст. тома и комментарии к ним.
Стр. 212–213. — Цитируется ст-ние «Болтовня зазывающего в балаган». Стр. 216–217. — Имеются в виду ст-ния «Болтовня зазывающего в балаган» (Да, размалевано пестро / Театра нашего афиша...) и «Отрывок» (И он, развеселившись, хохотал, / Когда огромный негр в хламиде красной / Пред нами, изумленными, предстал). Стр. 220–221. — Во «внешней описательности» упрекал автора «Горницы» и М. А. Кузмин, считавший, что причиной этого является тщетное стремление «достигнуть парнасизма Н. Гумилева (одного из мэтров г. Иванова)» (Петроградские вечера. Пг., 1914. Кн. 3. С. 233). Стр. 225. — Пьер Алексис Понсон дю Террайль (Ponson du Terrail, 1829–1871) — французский беллетрист, автор «Похождений Рокамболя», занимательного цикла романов о «благородном жулике», ставшего для нетребовательных читателей источником моральных сентенций (достаточно поверхностных и сомнительных). Стр. 225–228. — Имеются в виду ст-ния «Отрывок», «Уличный подросток», «Китайские драконы над Невой...». Стр. 234–253. — О связи этого ст-ния Г. В. Иванова со ст-нием Гумилева «Любовь» см. комментарий к № 73 в т. II наст. изд. Стр. 258. — Известный беллетрист, автор романа «Петербургские тайны» и многочисленных авантюрно-детективных повестей и рассказов Всеволод Владимирович Крестовский (1840–1895) начинал свою литературную деятельность как поэт (двухтомный сборник «Стихи» (СПб., 1862)), снискав широкую популярность «балладными» стихотворениями, сочетавшими занимательность сюжета со «жгучей эротикой». Стр. 260. — Имеются в виду «страшные» баллады В. А. Жуковского, как переводные, так и оригинальные.
По свидетельству О. А. Мочаловой, стихи, вошедшие в книгу Владислава Фелициановича Ходасевича (1886–1939) «Счастливый домик», Гумилев в 1916 г. приводил молодым поэтам в качестве эталона гармонической простоты (см.: Жизнь Николая Гумилева. С. 118). Почтение Гумилева к «европейцу» и «классику», оставаясь неизменным и в дальнейшем, сыграло с поэтами злую шутку при их личном знакомстве. «Мы с Гумилевым в один год родились, в один год начали печататься, но