эвкалипт как ключ к облесению засушливых ландшафтов, а Австралия переняла из Калифорнии монтеррейскую сосну как любимое плантационное дерево. За кажущейся невинностью ботанических экспериментов скрывались политические взгляды: многие в Австралии мечтали, что Пятый континент может стать второй Америкой.

По крайней мере, со времен работы Оуэна Латтимора мы знаем, что фронтир имеет как экологические, так и демографические, этнические, экономические и политические аспекты. Значительная часть экологической истории может быть даже написана как история расширения границ. Особенно это касается XIX века - наиболее важной, но и последней фазы экстенсивного развития, предшествовавшей закрытию последних оставшихся границ (кроме Арктики и тропических лесов) в первой трети XX века. В этой книге нет специальной главы, посвященной экологической истории. Это объясняется одной главной причиной: "окружающая среда" и "природа" - практически вездесущие факторы, проявляющие себя во многих областях, охватываемых нашим исследованием: миграции, города, индустриализация и т.д. В данном разделе будут рассмотрены некоторые процессы экологического фронтира, каждый из которых связан с резким расширением контроля человека над природными ресурсами и продолжает тенденции более ранних периодов.

Конечно, индустриализация привела к небывалому уровню загрязнения окружающей среды, породила совершенно новый спрос на сельскохозяйственную продукцию, разработала технологии, сделавшие вмешательство человека в природу несравненно более эффективным, чем прежде. Но очень часто это была лишь модификация процессов более древнего происхождения. Границы с природой возникали и там, где речь не шла о расширении пахотных земель. Горы, например, попали в поле зрения человека в неизвестной ранее степени; демографическая миграция во все более высокие долины и склоны с новыми сопутствующими формами земледелия наблюдалась во многих местах планеты - от Альп до Гималаев и гор юго-западного Китая (где в XVIII веке возник особый вид анархической границы, более или менее неподконтрольной государству, резко контрастировавшей с аграрно-бюрократическим порядком на равнинах). Однако только в Европе в XVIII веке эстетическое восхищение высокими горами - сначала это был особый интерес интеллектуальных кругов Женевы и Цюриха - переросло в альпинизм, объединивший иностранных джентльменов-альпинистов с деревенскими местными проводниками. Альпинизм зародился около 1800 г. на Монблане и Гроссглокнере, как раз в то время, когда Александр фон Гумбольдт совершил необыкновенные подвиги в Андах, которые привели немецкого натуралиста к высотам, на которых до него не задерживался ни один европеец. В XIX веке на всех континентах были совершены восхождения, обследованы и названы горы. Это тоже было связано с открытием и закрытием границы, которое символически завершилось восхождением Эдмунда Хиллари и Тенцинга Норгая на Эверест в 1953 году. Спортивный вызов усиливался с выбором новых, более сложных вершин или отказом от кислородного оборудования, но масштабное покорение высоких гор завершилось примерно так же, как и покорение Антарктиды в 1911 году.

Вырубка леса

В длинной истории плановой вырубки лесов и протестов против нее (которая в Европе и Китае началась в период с 1850-х по 1900 г.) нелегко отвести точное место XIX веку: безусловно, самому разрушительному для девственных лесов Земли, но все же безобидному по сравнению с тем, что предстояло в будущем. По оценкам специалистов, из всех крупных вырубок с момента возникновения сельского хозяйства примерно половина пришлась на ХХ век. Темпы вырубки лесов ускорились в предыдущем столетии. За период с 1850 по 1920 год в мире было уничтожено, вероятно, столько же девственных лесов, сколько за вдвое более длительный период с 1700 по 1850 год. Наиболее пострадавшим регионом была Северная Америка (36%), за ней следовали Российская империя (20%) и Южная Азия (11%). В 1920 г. практически повсеместно прекратилась масштабная вырубка лесов в умеренном поясе Земли, что ознаменовало важный перелом в истории охраны окружающей среды. (В некоторых странах этот поворот в пользу леса начался гораздо раньше - еще в начале XIX века во Франции и Германии, и даже в США отдельные активисты инициировали постепенное переосмысление ситуации в последней трети века). После этого многие запасы леса в зонах умеренного климата стабилизировались или восстановились. Двумя основными причинами этого стали прекращение масштабной расчистки земель за счет леса и увеличение производства древесины в тропиках для удовлетворения потребностей Севера в древесине.

Даже сегодня трудно пробиться сквозь массу мнений по поводу опустынивания и нехватки древесины, чтобы добраться до поддающихся проверке фактов. Более того, если предположить, что такие факты доступны для определенного времени и места, возникает дополнительная проблема оценки краткосрочных и долгосрочных последствий потери лесов. В конкретном регионе усыхание может продолжаться долгое время, прежде чем проявятся его пагубные последствия. А когда кризис становится "общим", когда он приобретает надрегиональное значение? Можно привести ряд историй, показывающих, что в рамках общей мировой тенденции уничтожения и нерационального лесопользования существуют различные пути развития.

В Китае уничтожение лесов происходит уже около двадцати пятисот лет, однако говорить о всеобщем кризисе древесины до XVIII века не приходится. С тех пор древесина как топливо и строительный материал стала дефицитом не только в густонаселенных провинциях с интенсивными формами сельского хозяйства, но и в большинстве центральных районов страны. Неханьские общины на отдаленных окраинах впервые организовались в XVIII в. для защиты оставшихся у них лесов от ханьцев, которые часто появлялись в виде крупных коммерческих рейдов. Воровство древесины стало широко распространенным преступлением в центральных районах Китая. Если новые деревья и высаживались для коммерческих целей, то только быстрорастущие сорта, да и тем не давали достаточно времени для роста. В XIX веке наступил общий кризис обезлесения, но ни государство, ни частные лица ничего не предпринимали для борьбы с ним; мало что изменилось в этом отношении и сегодня. Не было и традиции официальной охраны лесов, подобной той, что начала складываться в Европе в XVI веке. Сегодняшний экологический кризис в Китае уходит корнями в XIX век. Это не может быть полностью объяснено ни слабостью китайского государства XIX века и его относительным отсутствием заботы об общем благе, ни тем, что контроль над лесом (как в Средиземноморье, но не как в Индии, где он в разной степени был отправной точкой для государственного строительства) никогда не служил базой власти, ни культурным безразличием к мифу и красоте леса. Необходимо также признать наличие как минимум одного экономического фактора: а именно, своеобразную зависимость природных катаклизмов от пути. Кризис достиг той точки, когда затраты на преодоление его причин оказались бы больше, чем общество могло бы вынести.

Внешние факторы не сыграли никакой роли в этом развитии. Китай традиционно не был экспортером древесины, да и иностранные бизнесмены не проявляли интереса к его лесам в эпоху западной агрессии после 1840 года. В любом случае Китай