короны. Папе были показаны их инструкции по этому вопросу, и он сам убедился их непреклонности. Неудивительно, что они были столь же непреклонны и в вопросе о притязаниях Эдуарда III на трон Франции. Представители Филиппа VI не должны были даже обсуждать этот вопрос.

К сожалению, это была единственная тема, которую команда Бейтмана имела право обсуждать, кроме жалоб английского короля на нарушение перемирия. Послам было запрещено идти на какие-либо уступки. У них не было даже той ограниченной свободы маневра, которая была у их противников. Это произошло не потому, что Эдуард III считал свои претензии на престол единственным, что стоит обсуждать, и не потому, что он не был заинтересован в территориальных уступках в Гаскони. А потому, что он вообще не хотел заключать мир на том этапе, когда у него было так мало козырей на руках и так много планов получить больше. Кроме портов западной и южной Бретани, которые в любом случае не находились под непосредственным управлением Филиппа VI, претензии Эдуарда III на престол были лишь разменной монетой, и, как признались его послы в минуту откровенности, ее было трудно использовать. Эдуард III, отмечали они, объявил себя в состоянии войны с Филиппом VI за обладание всем королевством Франция и публично принял титул короля Франции. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы он вступил в переговоры, в которых открыто рассматривалась возможность признания Филиппа VI своим сувереном в Гаскони. Это было бы равносильно признанию того, что он "вознамерился вернуть королевство, которое ему не принадлежало, и начал несправедливую войну". Это была постоянная проблема англичан на всех этапах Столетней войны. За исключением тех случаев, когда английские короли были достаточно реалистичны, чтобы рассматривать свои притязания на звание королей Франции как нечто, что можно было уступить в рамках удовлетворительного урегулирования. Но власть была дарована королям Богом, а не людьми. Они не могли торговаться о такой сдаче, не признавая мирского характера их претензий, уничтожавшего большую часть их ценности и подрывая многие союзы, которые они заключили на их основе. Почти столетие спустя англичане столкнулись с той же проблемой и описали ее словами, очень похожими на слова Бейтмана. Если король обменяет свои притязания на территорию, писал один из лучших слуг Генриха VI, "во всех христианских землях будет сказано, озвучено и признано, что ни король Генрих, ни его благородные предки не имели и не имеют никаких прав на корону Франции, и что все их войны и завоевания были лишь узурпацией и тиранией"[741].

Метод посредничества Папы заключался в том, чтобы максимально отдалить друг от друга обе делегации. За исключением одного или двух случаев, когда по каким-то особым причинам было необходимо обратиться к обеим делегациям вместе, он вел переговоры с каждой стороной по отдельности, пока другая ждала своей очереди в соседней комнате. Цель состояла в том, чтобы убедить каждую из них поведать Папе "как бы под таинством исповеди" тот необходимый минимум, который она должна иметь для заключения мира. Папа не представлял себе, насколько ограничена свобода действий Бейтмана, и когда епископ заявил, что он прибыл обсуждать только трон Франции, Папа предположил, что это была лишь начальная позиция. "Святой отец, — сказали англичане, — единственные предложения, которые мы можем обсуждать, это те, которые могут быть признаны приемлемыми для нашего господина короля, который, как вы знаете, выдвинул в качестве своего собственного требования корону Франции". После четырех разочаровывающих заседаний с английской делегацией, в ходе которых Папа не добился никакого прогресса и ему было все труднее подавлять свое раздражение, Климент VI удалился с конференции, оставив переговоры на усмотрение комиссии из двух кардиналов.

Их положение было не лучше, чем у Папы, а их терпение истощалось. Им показалось, говорили кардиналы, что, поскольку война берет свое начало в герцогстве Аквитания, следует начать с того момента, когда все пошло не так, в 1325 году. Англичан убедили поговорить о Гаскони, но не считать перемирие 1325 года отправной точкой и уж тем более не рассматривать герцогство в отдельности. Однако отправной точкой англичан было притязание их господина на всю Францию. Это вызвало раздражение у кардиналов. В таком случае, спросили они, почему Эдуард III принес оммаж Филиппу VI и поклялся соблюдать то самое перемирие? Англичане ответили, что он сделал это без ущерба для своих наследственных прав и категорически отказались вести переговоры о герцогстве как герцогстве, поскольку, по их мнению, это была провинция королевства Эдуарда III. Кардиналы поинтересовались, что ответят англичане на предложение, о восстановлении герцогства в его размерах накануне Войны Сен-Сардо? Это был первый взгляд на то, что папство рассматривало в качестве приемлемого компромисса. Англичане вернулись к своей избитой теме. Они не будут рассматривать ни одно предложение, которое подразумевало бы отношение к Гаскони как к части герцогства, подчиненного Филиппу VI. Однако они могли бы (и здесь появился первый проблеск того, на что, по их мнению, согласился бы Эдуард III) рассмотреть возможность урегулирования территориального спора в Гаскони на основании того, что она будет рассматриваться как аллод, свободная от любого феодального подчинения французской короне территория и фактически отделенная от королевства. Кардиналы согласились, что пока сохраняются феодальные узы, мир вряд ли продлится долго. Они привели интересную аналогию с Шотландией. Но, очевидно, они уже поднимали этот вопрос перед французской делегацией и получили отпор. Кардиналы сказали, что не видят перспективы того, что Филипп VI согласится на расчленение своего королевства, и думают, что гасконцы, вероятно, тоже будут против. Если оба короля согласятся на это, ответили англичане, то гасконцам это вполне понравится.

В этот момент кардиналы выдвинули три собственных предложения (или, возможно, это были предложения Папы), каждое из которых было направлено на разрыв феодальных уз в Гаскони путем полного удаления английского монарха из Франции в обмен на более или менее реальную компенсацию. Первое предложение, возможно, было тем, которое Климент VI доверительно предложил графу Дерби в июне. Эдуарду III предлагалось отказаться от Гаскони в обмен на предоставление всех земель госпитальеров в Англии вместе с владениями иностранных приорств. Англичане заявили, что, по их мнению, Эдуард III сочтет это неадекватной платой за столько усилий и жертв и что это обесчестит его лично. "Что бы вы сказали, — спросили кардиналы, выдвигая свое следующее предложение, — если бы король Франции захотел оказать давление на короля Шотландии, чтобы тот передал свое королевство вашему королю, получив взамен компенсацию на континенте?". Послы не думали, что это было бы приемлемо. Шотландия по праву принадлежала Эдуарду III в любом случае. В таком случае, сказали кардиналы, как бы Эдуард III отреагировал на предложение очень большой суммы денег? Англичане ответили,