Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тут я заметила, что Орбис на меня не смотрит. Он смотрел на экран, и я тоже посмотрела туда. (Ну ладно, ничего я на экране не видела. У нас нет экранов. Они нам не нужны, как не нужно нам и показывать себя друг другу. Мы исключаем посредников и наблюдаем непосредственный источник информации.)
Источником информации оказалась сама звезда.
Большинство звезд выглядит обычно. А эта – нет. Она казалась очень белой и ужасно горячей, и я могла себе представить, что будет, если она взорвется. И я сдалась.
– Марк Антоний, – сказала я, – сдаюсь. Покажитесь. Пора вам браться за дело.
Но он не сделал этого. Не показался. Только прошептал мне на ухо – ну хорошо, «прошептал» мне на «ухо». И вот что сказал этот сукин сын:
– Не нужно. Вы прекрасно справляетесь.
* * *
Я не справлялась. Я это знала. И он знал, что я не справляюсь. Я вздохнула и вернулась к тому, чем занималась и что, по его мнению, делала неплохо. Я сказала:
– Дерьмо! О, Орбис, простите…
Он спокойно ответил:
– Среди заповедей нет ничего против сквернословия. Можете говорить что хотите, Фригия.
– Я собиралась сказать, что не знаю, в чем ваша проблема. Если вы хотите умереть, то я не хочу.
Он укоризненно ответил:
– Самоубийство – грех. Я не хочу перед встречей с Создателем добавлять еще один грех к своему бремени.
– Но взорвать звезду и убить миллионы людей…
– Не людей. Это в основном будут хичи.
– Опять дерьмо. По-вашему, убийство даже одного человека не грех?
– Разве я уже не ответил на это? – Голос его звучал отвлеченно. Он как будто о чем-то думал. И смотрел на пилотский экран, не обращая на меня внимания.
Тогда я заметила, что он, сосредоточенно наблюдая за этой страшной звездой, повел вниз рукоять, управляющую сервомодулем. Казалось, это мой единственный шанс. Я скользнула к нему, стараясь оставаться незамеченной…
И сплоховала. Он посмотрел на меня и широко улыбнулся.
– Хотите сами привести в действие? Давайте. Можете нажать на кнопку. Но это совершенно неважно.
Я сердито посмотрела на него.
– О чем вы?
Он вздохнул.
– О, Фригия, разве вы еще не поняли? Вэн знает, как я отношусь к самоубийству. Он не доверил мне эту часть работы. Он установил таймер. Мне не нужно нажимать на кнопку, взрыв все равно произойдет. Мне вообще ничего не нужно делать. Все произойдет само собой. И знаете, что это значит?
Я не знала. Он понял это и стал объяснять:
– Это означает, что если я умру, то, сколько бы людей ни прихватил с собой, греха в том не будет. Понимаете, – продолжал он, рассуждая скорее как юрист, чем как обычный человек, говорящий о собственной смерти, – я очень много думал об этом. Если я что-нибудь предприму, получится, что моя смерть связана с насилием. А значит – это самоубийство, а я не хочу такого бремени для своей души. Понимаете?
Я не понимала, в чем и созналась, но он все равно продолжил:
– Но выход существует. По крайней мере, я на это надеюсь.
Тут он положил руки на приборы пилотирования – ну хорошо, «положил» «руки» на «приборы», и мусор, усеивавший пол корабля, вдруг поднялся в воздух.
– Что вы делаете? – заорала я.
Он ответил не прямо.
– Можете покинуть корабль, – сказал он. – Ваш друг, который прячется от меня, тоже.
Хлоп! Марк Антоний мгновенно появился, он стоял прямо за мной и впервые за время нашего с ним знакомства выглядел озадаченным.
Но не стал вмешиваться.
– Вы ведете корабль прямо на звезду, мистер Макклюн, – сказал он. – Зачем вы это делаете?
– На самом деле, – поправил его Орбис, – я это уже сделал. Думаю, сейчас мы уже в так называемой фотосфере.
Мы оказались в поистине очень негостеприимном месте. Все вокруг меня змеилось, дергалось и странно колебалось – не знаю, подвергался ли корабль физическому давлению или излучение звезды влияло на наши виртуальные изображения.
– Мы ведь не хотим, чтобы эта бомба оставалась на околозвездной орбите? – сказал Орбис. – Такое может повториться. Лучше превратить ее в плазму и покончить с этим. – Он посмотрел на нас, дергающийся, расплывающийся по краям, но с широчайшей улыбкой, какую я когда-либо видела. Последними его словами были: – Несомненно, самоубийство – это грех, но я совершенно уверен, что человек имеет право отдать свою жизнь ради спасения других…
И больше я ничего от него не слышала.
24. На пути в бесконечность
I
Возвращение на Лесистую планету у Теплого Старого солнца номер Двадцать Четыре заняло у Стэна и Эстреллы не больше времени, чем полет с нее. Когда открылся корабельный шлюз, они услышали странный звук – то ли шум непрерывного дождя, то ли гул множества пчел. А потом увидели, чем вызван этот шум. Не менее тысячи хичи – а скорее, гораздо больше – заполнили открытое пространство вокруг посадочной площадки, приветствуя их возвращение и изо всех сил стараясь аплодировать неприспособленными для этого руками.
Толпа состояла не только из хичи. Впереди стояли двадцать или тридцать человек – все человеческое население Лесистой планеты, а перед всеми – Джель-Клара Мойнлин, которая действительно вышла из дома, чтобы встретить их. Она уже протягивала руки, готовая обнять Эстреллу.
Толпа не была неупорядоченной – неудивительно, коль скоро имеешь дело с хичи. Собравшиеся не теснились, приветствуя героев, не пытались пожать им руки или сорвать пуговицу с одежды. Довольствовались тем, что продолжали аплодировать. Все, кроме Клары. Ей отказать было невозможно. Они опередила всех, обняла Эстреллу – крепко, как могла, учитывая размер живота Эстреллы, и даже очень коротко обняла Стэна. Затем потащила их в ожидающую машину. Толпа почтительно расступилась, давая дорогу.
Машина оказалась не обычным трехколесным устройством хичи. Это вообще не была машина хичи. На четырех колесах, изготовленная людьми – вероятно, привезенная с Земли, – хотя и не очень похожая на те автомобили, какие Стэн видел на улицах Стамбула. Гораздо более удобная и с более плавным ходом. К тому же Стэн был уверен, что она дороже любого автомобиля, какой ему приходилось видеть, не говоря уже о том, сколько Кларе пришлось заплатить, чтобы привезти ее Извне.
За рулем никого не было, пока