С тем, что украл мое лицо из-за трусливого поступка. Давайте-ка посмотрим, чем закончится честный бой.

С кружащейся головой, путающимися мыслями и пульсирующей болью в отсутствующей руке, Канте передразнил его:

– Честный? Вот этот? И кто же теперь трус?

Микейн указал секирой на залив.

– Мы отбываем в Кисалимри со следующим ударом колокола. Я хочу посмотреть, как наш Молот упадет и сокрушит город. Полюбоваться, как он горит, как горели наши острова Щита. А вслед за этим мы сбросим еще два Котла, чтобы окончательно стереть его с лица земли.

Канте посмотрел за окружающую его стену из малиновых лиц и сверкающего серебра. Беломраморные башни Кисалимри вдалеке ярко сияли сквозь дым, достаточно отчетливо, чтобы различить более темную завесу, затеняющую самые высокие шпили – императорского дворца.

Он нахмурился, представив себе Аалийю и Рами.

«Успел ли какой-нибудь халендийский корабль прорваться сквозь эту блокаду?»

Он также отметил, что Микейн упомянул только о двух Котлах. Канте знал из донесений, что у королевских войск их оставалось три. Клашанский корабль «Крыло сокола», как видно, уничтожил один из них. Тем не менее два только что виденных халендийских корабля все-таки преодолели Тайтинскую чащобу и достигли залива Благословенных, открыв дорогу «Гиперию».

До его похищения Аалийя была уверена в шансах клашанцев удержать врага на подступах к лесу. Канте посмотрел на завитки дыма над дворцовыми башнями, на корабли над заливом Благословенных.

«Что-то пошло не так – только вот что?»

Микейн указал своей секирой на Канте.

– В следующий раз, когда мы разбудим тебя, ты сможешь увидеть разрушения, которые мы причинили, и узнать цену измены. – Микейн опустил бровь. – И тогда мы сыграем еще разок.

Сбоку от него громоздился Торин, лицо его было мрачным и угрюмым.

Канте поднял секиру, но та выскользнула у него из рук и со звоном упала на палубу. Микейн рассмеялся, как будто в жизни не видел ничего уморительней.

Больше никто не последовал его примеру.

Еще один вирлианский рыцарь с багровым лицом вышел из строя и подобрал секиру. А потом подался к Канте – оставалось надеяться, чтобы предложить другой путь к быстрой смерти. Всегда хорошо иметь хоть какой-то выбор.

– По-моему, ты уже вполне оправился, – проворчал незнакомец.

Канте нахмурился.

– Так что будь готов бежать.

Пока Канте в замешательстве смотрел на него, лицо мужчины расплавилось, обретая новые черты. Все еще выкрашенные в красный цвет, но знакомые.

«Тихан…»

Спящий из Мальгарда с поразительной прытью сорвался с места. Одна его рука, вмиг превратившись в когтистую лапу, разорвала кому-то горло. Пальцы другой вытянулись в длинный кинжал, который воткнулся в чей-то глаз. Тихан протанцевал через кольцо рыцарей, неся смерть быстрее, чем можно было уследить глазом.

Канте, спотыкаясь, поспешно заковылял прочь от места побоища.

Кто-то из Сребростражей ткнул Тихана мечом – только лишь для того, чтобы его клинок соскользнул с металла. Бронзовые пальцы перехватили его, переломили пополам и вонзили отломанный конец в изумленно разинутый рот противника.

Но все-таки даже у бронзы есть свои пределы.

Кто-то швырнул ручную бомбу, которая оглушительно взорвалась на груди у Тихана, далеко отбросив его в языках пламени. Вперед выбежали еще двое рыцарей, замахиваясь бомбами.

Канте шагнул было к ним – но только для того, чтобы чья-то рука схватила его за здоровое плечо и развернула к себе. К нему подступила закутанная в черное фигура, поднося к губам длинную трубку. Хотя лицо у нее было прикрыто, он сразу понял, кто это.

«Касста…»

Она дважды резко дунула в трубку. Люди с ручными бомбами сделали еще два шага, затем упали. Одна из бомб взорвалась, высоко подбросив их уже бесчувственные тела.

Касста подтолкнула Канте к открытому дверному проему. Тихан успел подняться на ноги и, когда они почти добрались до цели, уже присоединился к ним.

Канте обернулся, оглядывая палубу. Торин ретировался на середину корабля, увлекая за собой Микейна. Встретившись взглядом с предводителем Сребростражи, Канте кивнул ему – как в знак благодарности, так и подтверждая, что это еще не конец. Капитан наклонил подбородок в знак признания того и другого.

Касста протащила Канте через дверной проем и вниз по крутым ступеням. Тихан обогнал их, насупленно глянув на нее.

– Что ты здесь делаешь? Ты ведь должна быть внизу, вместе с остальными!

Ответ ее прозвучал совершенно спокойно, как будто они просто прогуливались:

– Я же рисийка, так что давно поняла, что иногда бывает полезно оказаться там, где меня не ждут.

Тихан потер обожженную вмятину на своем нагруднике.

– Это мудрость, которую я вполне могу оценить.

* * *

Фрелль держал в руке миниатюрную версию «букашки». Похожий на жука механизм был размером с его кулак. Три сестры-рисийки несли такие же – хотя они уже и скрылись из виду, направившись к противоположным точкам массивного барабана. Фрелль лишь разинул рот при виде невероятных габаритов Молота Мадисса. Изготовленный из железного дерева и обитый сталью, тот вздымался на высоту семи этажей, а в ширину был лишь вдвое меньше.

Пока Фрелль работал, ладони у него покрылись скользким потом.

Пристроившись на узеньких, вроде строительных лесов, мостках на середине высоты Молота, он приложил ладонь к боку гигантского цилиндра, представляя себе упрятанную внутри него адскую черную алхимию, секреты которой тщательно охранялись горсткой Исповедников в глубоких подземельях Цитадели. Все, что знал Фрелль, – это что методы возгонки ингредиентов взрывчатой смеси были почерпнуты в древних фолиантах, датируемых Забытым веком.

Он терпеть не мог, когда знания использовались в темных целях, но тем не менее любопытство так и теребило его изнутри. Хотя, конечно, это не помешало бы ему уничтожить Молот со всеми его секретами.

Сверившись с путеводом, которым снабдил его Тихан, Фрелль приложил маленького стального жука к стенке гигантской бочки и нажал кнопку у него на спинке. Из брюшка механического насекомого тут же выскочили шесть маленьких железных ножек, крепко прижавшись к стали. Из кончиков их выдавились какие-то едкие алхимические вещества, расплавляя металл и позволяя шарнирным ножкам надежно закрепиться в железном дереве, покрытом стальной обшивкой.

Фрелль отступил в сторону.

Маленькие крылышки на спинке жука раскрылись, обнажив хрустальную сердцевину, в которой клубилась смесь масла – такого черного, что оно выглядело как щепотка пустоты между звездами, и серебра – настолько яркого, что на него было больно смотреть. С каждым оборотом этой смеси черный цвет становился все гуще, а серебристый тускнел. Тихан сказал ему, что когда она станет совершенно черной, то взорвется с силой дюжины пушек. Этот жук и три других – каким-то таинственным образом координируясь между собой – одновременно произведут взрыв достаточной силы, чтобы воспламенить Молот.

Фрелль подался ближе, пытаясь понять суть этого та’винского изобретения – еще одного образца технического искусства из прошлого Тихана, из Забытого века. А потом уставился на гигантский барабан, припомнив, что Молот Мадисса уходит своими корнями в ту же эпоху.

«Почему история сохраняет лишь то, что было наиболее разрушительным?»

– Ты! – гаркнул голос у него за спиной. – Кто ты такой и что ты здесь делаешь?

Вздрогнув, Фрелль резко обернулся. Предполагалось, что рисийки уже очистили этот трюм. Какой-то член экипажа «Гиперия» – судя по его заляпанному маслом фартуку и пепельному лицу, матрос-чернорабочий – выступил вперед с огромным железным гаечным ключом в руке: инструментом, предназначенным для закручивания больших болтов такелажа летучих пузырей.

Фрелль выпрямился:

– Корабельный алхимик второго разряда. Завершаю заключительную проверку. А что?

– А, ну тогда всё в порядке.

Фрелль кивнул, ожидая, пока мужчина пройдет мимо.

Тот высоко задрал нос.

– Слышал, что полколокола назад отчекрыжили руку этому принцу-предателю…

Фрелль вздрогнул:

– Что?!

– Ты еще не слышал? – Работяга изобразил пантомиму с гаечным ключом, наигранно ударив себя по левой руке. – А потом прижгли ее дочерна. Так ему и надо, вот что я тебе скажу!

Фрелль испуганно уставился вверх, делая шаг вперед:

– Он все еще жив?

Его собеседник пожал плечами, а затем наклонился вбок, глядя куда-то мимо Фрелля.

– Надо же, а это еще что?

Все еще беспокоясь за Канте, Фрелль