Дункан сделал театральную паузу, и последнее слово повисло над слушателями, как раскачивающаяся фигура скалолаза. Потом он поймал слово, спас его и продолжал:

— «Но Первая поправка, — заявил далее судья Бреннан, по-прежнему выражая мнение большинства членов Верховного суда, — отвергает непристойность как не имеющую абсолютно никакой общественной ценности. Общество единодушно считает, что распространение непристойности должно быть ограничено. Такое соглашение было подписано более чем пятьюдесятью странами, законы против распространения непристойности приняты во всех… штатах. С тысяча восемьсот сорок второго по тысяча девятьсот пятьдесят шестой год Конгресс принял более двадцати законов против порнографии… Мы считаем, что непристойность никак не может быть защищена Первой поправкой к конституции». Леди и джентльмены, члены жюри, во время процесса мы постарались доказать вам, что «Семь минут» — абсолютно непристойная книга, не имеет никакой общественной ценности и, следовательно, не подпадает под защиту Первой поправки к нашей конституции. По нашему мнению, мы неопровержимо доказали, что эту книгу следует подвергнуть самой строгой цензуре и навеки запретить в любом цивилизованном обществе.

Он обвел взглядом слушателей.

— Ну как?

— Нокаут, — захихикал Блэйр. — Можно считать до десяти тысяч, и Барретт все равно не поднимется.

— Превосходно, — согласился Андервуд.

Йеркс прикрыл ладошкой золотую зубочистку.

— Меня больше интересует эпилог вашего заключительного слова. Вы собирались сделать его позабористее.

— Я так и сделал. — Дункан подошел к столику, положил на него бумаги и вернулся в центр комнаты, потирая сухие руки. — Готовы? Тогда слушайте.

Он приготовился обратиться к невидимым присяжным.

— Леди и джентльмены, народ полагает, что данная книга написана автором только с целью использовать порнографию ради наживы. Для доказательства этого утверждения мы разоблачили циничный, больной и садистский образ мысли этого порнографиста и всех похожих на него вампиров. Мы с вами проделали путешествие под землей, где живет, как однажды сказал сенатор Смут об авторе «Улисса», «человек с больным мозгом и такой черной душой, что она затмит мрак ада». Этот человек — порнографист, и его целью было не только выживание, но и получение денег, доставление людям нездорового удовольствия путем унижения любви, прославления греха, заражения невинных похотью… Этот человек каждым своим грязным словом продолжает насиловать музу. Его мышление развращает молодых и глумится над предостережением Христа: «…кто соблазнит одного из малых сил, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской». Его порнография, если не остановить ее, превратит наше общество в грубый, жестокий, безразличный и погрязший в сладострастии мир. Мы точно знаем из показаний нашего уважаемого французского свидетеля, Кристиана Леру, и нашего почтенного свидетеля из Ватикана, отца Сарфатти, что Дж Дж Джадвей был порнографом и хотел превратить наше общество в грубый и жестокий мир. Он же и оказался одной из первых жертв своей мерзкой книги, которую мы рассматриваем сегодня. Сегодня нас особенно тревожит то, что грязь, созданную Джадвеем, нельзя выпустить на свободу, нельзя дать этому чудовищу найти себе новые жертвы. Мы сознаем, к своему глубочайшему сожалению, что эта книга совсем недавно нашла еще двух жертв: сделала из Джерри Гриффита сексуального маньяка и убила невинную девушку, Шери Мур. Сколько еще жертв вы отдадите на растерзание этому монстру непристойности, этой книге Дж Дж Джадвея? Умоляю вас, спасите своих детей, свои дома, свое общество, свой мир, наш общий мир и закуйте в кандалы это чудовище, пока еще не поздно. Леди и джентльмены, члены жюри, в ваши руки я передаю правосудие в этом деле, зная, что после свершения акта справедливости вы будете спать спокойнее, поскольку очистите мир от ужасной скверны. Леди и джентльмены, благодарю за внимание.

Йеркс вскочил на ноги и громко захлопал, Андервуд и Блэйр тут же последовали его примеру.

Покрасневший Дункан ровно улыбнулся, посмотрел на слушателей и серьезно сказал:

— Знаете, я говорил от всей души. Я верю в каждое слово… Какие-нибудь предложения?

— Всего лишь одно, — откликнулся Йеркс. — Можно подавать десерт.

Где-то на шестом этаже Дворца правосудия в комнате защиты вокруг стола сидели пятеро отчаявшихся мужчин.

Они собрались на ланч, но для Майка Барретта это была тризна.

Перед Барреттом стояла тарелка с нетронутым сэндвичем. Майк мрачно посмотрел на Зелкина и Кимуру, потом на Сэнфорда и Фремонта, которые жевали сэндвичи и попивали теплый кофе или безалкогольные напитки.

— Ладно… — пробурчал Зелкин, отодвигая тарелку. — Я присутствовал и на более веселых обедах.

— А чему радоваться? — поинтересовался Сэнфорд.

Зелкин подтянул к себе переносной магнитофон.

— Сегодня рано утром Майк надиктовал свою заключительную речь. По-моему, она превосходна. — Он обратился к партнеру: — Не возражаешь, если я включу с того момента, где мы выключили? Она может поднять нам настроение.

— Какой смысл давать укол, если больной уже скончался? — ответил Барретт.

— Все равно послушаем, — стоял на своем Зелкин. — Может, у нас возникнут какие-нибудь идеи.

Он нажал кнопку, и лента начала медленно крутиться. Через миниатюрный динамик донесся металлический голос Барретта:

«Защита в данном деле руководствовалась идеями самых больших юридических умов нашего времени. Судья Верховного суда Дуглас писал: „Идея использовать цензуру для запрета мыслей о сексе опасна. Человек без эротических помыслов — ненормален. Сексуальные мысли могут привести к сексуальному опыту и сделают семейную жизнь прочнее и лучше. Сексуальные мысли придают любви привлекательность, и поэтому их нельзя запретить. Если в них вплетаются незаконные элементы, с юридической точки зрения это не страшно, потому что всегда лучше приобретать опыт в сексе скорее дома, чем за его стенами“.

Эти слова принадлежат члену Верховного суда Соединенных Штатов. Не думать о сексе ненормально, думать о нем нормально. Использование закона против непристойности с целью запрета секса несет в себе опасность. Запрещение произведения искусства на том основании, что оно вызывает сексуальные фантазии и мысли, угрожает здоровью общества. Этой мыслью руководствовалась защита на процессе.

Не только судья Дуглас дал нам руководство к действию. В тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году на знаменитом процессе Рота другой член Верховного суда, судья Бреннан, произнес следующие слова: „Секс и непристойность — не синонимы. Непристойность имеет отношение к сексу, когда вызывает похотливые желания. Описание секса в произведениях искусства, литературе, научных трудах не является само по себе основанием забывать, что Конституция стоит на защите свобод слова и печати. Секс является великой и таинственной движущей силой жизни человека и всегда интересовал людей. Это одна из самых важных проблем, которые стоят перед человечеством“».