С девятнадцатого числа, со дня мученика Зосимы, начинают пчелы в бортях мед запасать, заливают соты. А двадцать третьего — двадцать четвертого июня — главный праздник летнего солнцестояния, Иванов день. В деревнях его кличут Иваном Купалою. С незапамятных времен отличали дни солнечной остановки на небосводе многие народы. Сказывали, что у древних эллинов приурочивались к ним елевзинские таинства с чудесными представлениями-мистериями, которые длились до девяти дней. Никаких дел не вели во время оных люди, даже судебные тяжбы откладывались.

Веселый месяц июнь! Дни стоят теплые. В присутствиях, пользуясь летним временем и отъездом «вышних персон» в Петергоф ли, в свои ли вотчины, заседают до двух. После чиновники расползаются по домам обедать, и жизнь в столице замирает до следующего утра. Одно солнце в эти дни в Санкт-Петербурге не поспевает отдыхать. Только скроется за стенами крепости, только зажжет небо над шпицем собора Петра и Павла, вызолотит крест с ангелом-посланцем божьим, кинет последний луч к адмиралтейскому кораблику через ширь Невы, ан, глядишь, и не последний это вовсе лучик, а первый. Едва укрывшись, трудолюбивое светило снова на восход повернуло... Так и полощутся серыми да розовыми парусами над Невою-рекой светлые петербургские ночи. Да только, знать, и белые ночи черным денным делам не помеха...

2

В последнюю июньскую среду, двадцать пятого, в день поминовения святых чудотворцев муромских — благочестивого князя Петра-змееборца и княгини Февронии, вещей девы, часу в третьем пополудни проскакал, поднимая пыль, по пустынной в это время Невской першпективе флигель-адъютант гвардии капитан-господин граф Апраксин из Петергофа. Не осаживая коня, завернул на Большую Садовую, мимо питомников растений и оранжерей, мимо начатого строительством большого дома, предназначенного для жительства саксонского принца. И, лишь оказавшись у коновязи, врытой в землю перед невзрачным приземистым строением с толстыми стенами и подслеповатыми, кое-где заколоченными окошками, натянул поводья.

Тут и вовсе никого не было. Все пространство окрест пусто от людей. Жители столицы далеко обходили сие место, где уже сколько лет находилась Тайная розыскная канцелярия. Говорили, что позже, лет через сто, когда задумали перестроить здание под министерство финансов, открыли строители неизвестно куда ведущий подземный ход, а в стенах, уходящих глубоко в землю, обнаружили заложенные кирпичом, замурованные скелеты. Там же в подвале отрыли и застенок с полным пыточным инструментарием и большим кузнечным горном. Ныне примерно на том же пятачке стоит Дом радио и напоминание о былых ужасах вызовет лишь улыбку на устах читателя-храбреца. Но то — сегодня, когда застенки, много раз переезжавшие с места на место, множившиеся в разную пору и сворачивавшиеся, упразднены. А тогда?..

Спешившись, господин гвардии капитан отступил в тень и велел звать асессора Хрущова. Тот только-только дохлебал скоромные щи из солонины, когда на крыльце застучали сапоги дежурного канцеляриста. «Э‑эхма... Пожрать не дадут», — бранясь в душе, полез из-за стола. Напялил кафтан на исподнюю рубаху, велел подать парик с болвана...

Назначенный секретарем Генерального собрания по тайному делу, Мишка был преисполнен надежд. Его превосходительство господин Ушаков Андрей Иванович, начальник Тайной канцелярии, самолично вызывал Мишку в Италианский дворец на Мойке, где происходило заседание. Прежде чем допустить до дел, показал строжайшую запись в высочайшем утверждении: «...Чтоб показанныя в изображении дела и слова были содержаны в вышнем секрете...» Велел подписать. Едва не омочив порты от страха и рачения, взошел Мишка в залу заседаний, куда вскорости стали прибывать наиважнейшие персоны государственные, господа сенаторы и высший генералитет.

Кто знает, думал про себя асессор коллежский, кто знает, может, это и есть его случай, его час звездный? Так, наверное, сказали бы мы два с половиной столетия спустя. Михайло Хрущов думал и надеялся на начало своей большой карьеры. Что из того, что она пойдет по розыску? Тоже служба государева. Вон, Андрей Иванович с самого низу через застенок до генералов дошел. А все потому, что послушен был, не препятствовал сильным, мысли и мнения свои не выказывал. Для ради дела отца-матерь бы не пожалел. И Мишка не пожалеет. Кому счастье служит, тот ни о чем не тужит. Вона и флигель-адъютант к нему.

Скорым шагом, вприскочку поспешил он в канцелярию. Благо недалеко. Не дай бог ждать заставить императорского гонца. Расписавшись в получении пакета, стал читать сопроводительную бумагу и заторопился еще более. Велел закладывать дрожки, а сам побежал в дом цеплять шпагу да брать, несмотря на послеобеденный зной, шляпу, обшитую галунами. А то как же, ведь ему в крепость ехать, высочайшую конфирмацию объявлять...

Как разглашаются тайны? Какими путями распространяются слухи? Со времен Мидасовых не ведают люди путей молвы. Несмотря на то что следствие велось в тайне, а императрица и двор уже давно перебрались на летнее время в Петергоф, подсудимые были в курсе всех изменений хода процесса. Знали, что, несмотря на обилие челобитных, последовало высочайшее распоряжение «розысков более не производить». Знали и о составленном «Изображении», кратком перечне вин главного преступника, отправленном в Петергоф.

Сказывали им, что когда Ушаков и Неплюев привезли сей документ и читали его государыне, то Бирон и Остерман, бывшие при сем, единодушно воздевали очи горе и ужасались тем пустым по существу пунктам, которые были написаны судьями. Ведь «главного вопроса» Волынский, несмотря на розыск, не подтвердил...

Знали они и состав Генерального собрания, утвержденный для рассмотрения сего «Изображения» и составления приговора. Лица, назначенные для этого, не вселяли в осужденных никаких надежд. «19 июня, высочайше учреждено было, для суда над Волынским и его конфидентами, Генеральное собрание. Членами этого собрания повелено быть: фельдмаршалу князю Трубецкому, кабинет-министру князю Алексею Черкасскому и всем сенаторам, генерал-прокурору, действительному тайному советнику, князю Никите Трубецкому, тайным советникам: Федору Наумову и Ивану Неплюеву, генерал-лейтенанту Игнатьеву, генерал-майору Петру Измайлову, советнику Адмиралтейств-коллегии Захарии Мишукову, обер-штер-кригс-комисару Иову Микулину, майорам от гвардии Николаю Стрешневу, князю Петру Черкасскому и Димитрию Ченцову, вице-президенту Юстиц-коллегии князю Ивану Трубецкому, советнику Квашнину-Самарину и бригадиру Ивану Унковскому».

Фельдмаршал Трубецкой — давний недоброжелатель Волынского. Кабинет-министр князь Черкасский уже чуть не умер со страху, когда его, оговоренного Волынским, вызвала к себе императрица. Он так рыдал в ее кабинете и с таким жаром отпирался от знакомств и партикулярных дружеств с Артемием Петровичем, что ее величество «далее следовать о том не указала». А ведь он же приходился и родным дядей графине Мусиной-Пушкиной. И уж она ли его не просила, чтоб заступился?..

Генерал-прокурор