за спиной теплую рукоять куная, — эти воспоминания пробуждали вялое чувство вины, дремлющее на дне души, и Итачи безжалостно отталкивал каждую девушку, которая проявляла к нему интерес.

Он никогда не понимал, чем мог понравиться Изуми, в нем ведь не было ничего особенного. Как и в самой Изуми. На свете жило множество таких же добрых и чистых девушек, но душа Итачи тянулась всегда только к одной, и не потому, что Изуми обладала неземной красотой или какими-то редкими качествами. Просто ей, как и Шисуи, в то время, когда он был еще юн и впечатлителен, удалось найти к нему подход. Сейчас же никаких подходов не осталось. Итачи больше не был ребенком, он вырос и стал настоящим шиноби.

Наблюдая за мирным копошением людей все эти годы, он перестал так остро жалеть о своем решении отказаться от личного счастья во имя всеобщего блага. Беспечно прожигать время, наслаждаясь семейным покоем, в то время, как мир горел в огне, Итачи бы никогда не смог. Он не был создан для такой жизни, не умел жить для себя. Даже если и был шанс не приносить себя в жертву, а пойти на поводу у этой девочки и не отказываться от права на нормальную человеческую жизнь, Итачи уничтожил его в тот момент, когда убил Изуми.

Голос напарника отвлек его от размышлений.

— Доберемся к вечеру, Итачи-сан?

— Нет.

Коноха была уже близко. Они с Кисаме направлялись в Лист по приказу организации: им нужно было найти Кьюби. Но у Итачи были и свои дела в родной деревне. Недавно он узнал о смерти Третьего, поэтому главной целью визита в Коноху было напомнить старейшинам и Данзо об уговоре. Итачи должен был убедиться, что после смерти Хирузена его близкие будут в безопасности.

Человек, уничтоживший собственный клан, хладнокровный убийца, лишивший жизни родителей и любимую девушку. Парадоксально, но он как никто другой понимал, что жизнь была бесценным даром и очень хрупким. Он помнил маленького Саске, крошечный комочек жизни, вздрагивающий от малейшего прикосновения, словно пламя свечи. Достаточно было лишь слабого дыхания, чтобы огонь его жизни погас навсегда, и мысль об этом не давала Итачи покоя.

Именно поэтому он хотел, чтобы глупый маленький брат стал сильнее. Из слабого огонька превратился в лесной пожар, который от дуновения ветра не гаснет, а напротив разгорается еще сильнее.

Чтобы и мысли ни у кого не возникало попробовать погасить его.

Чтобы его нельзя было погасить.

****

Инаугурация должна была состояться на следующий день, и Шисуи немного волновался. Разговор с Сарадой все еще не давал ему покоя. Мысль о том, что в ее старом будущем для него словно не было места, немало напрягала.

Неужели я все-таки погиб?

От этой идеи ему становилось не по себе.

Остается только надеяться на то, что девочка своей возней все изменила. Хах… Она так переживает из-за этого, тогда как я, наоборот, надеюсь.

Золотое закатное солнце освещало большой заброшенный храм, украшенный огромной статуей многорукого бога с уродливым лицом.

Шисуи был удивлен, что Данзо позволил Совету избрать его Пятым. Он знал, как лидер Корня ненавидит Учиха, и смириться с решением большинства для него наверняка было очень тяжело. Данзо назначил ему встречу у храма, и Шисуи терялся в догадках, что старику понадобилось от него.

Он щурился, разглядывая статуи, покрытые сетью неглубоких трещин, и прислушивался к звукам леса. Четко сфокусироваться на лице страшного бога все еще не получалось. После использования Мангеке глаза восстанавливались как-то уж слишком долго и Шисуи начал переживать, восстановятся ли они вообще.

В кустах послышался тихий шорох. К храму медленно ковылял Данзо.

— Зачем вы звали меня, Данзо-сама?

— Есть разговор, — глухо ответил старик.

Он подошел ближе, оперся обеими руками на палку и уставился на Шисуи единственным глазом. Его лицо рассекали глубокие морщины, на подбородке красовался крестообразный шрам, и Данзо скорее походил на старую развалину, чем на шиноби. Однако Шисуи подозревал, что внешняя хрупкость его обманчива.

— Ты должен отказаться от титула Годайме Хокаге, — безапелляционно объявил Данзо.

Шисуи непонимающе скривился. Этот разговор не понравился ему с самых первых секунд.

— Что?

— Я не позволю тебе погубить Лист.

— Данзо-сама… О чем вы говорите?

Данзо продолжал спокойно и немного ехидно:

— Ты подготовил себе хорошую почву, тебя все поддержали. Но твой шаринган не обманет меня. Видишь ли, я опасаюсь, что ты не будешь использовать свою силу во благо Конохи. Откажись от поста Хокаге этим же вечером.

Шисуи недобро нахмурился.

— Ни за что.

Он напряг все свое чутье. Чертов старик что-то замышлял, стоило быть начеку.

— Это твое окончательное решение? — сухо осведомился Данзо.

— Вы мне угрожаете?

Данзо промолчал в ответ. Шисуи терпеливо ждал.

Что он задумал? Будет шантажировать меня Саске и Сарадой? Неужели он не понимает, чем эти игры закончатся для Листа?

— Значит, ты не отступишься, — произнес Данзо. — Что ж…

— Мне надоело слушать этот бред, — гневно ответил Шисуи.

Он обошел Данзо. Мужчина не попытался его остановить ни жестом, ни словом. Так и стоял возле храма, не шевелясь. Шисуи оставил его одного и скрылся в лесу.

****

После разговора с Данзо на душе остался неприятный осадок. Эти дурацкие обвинения и угрозы. Шисуи чувствовал, что чертов старик так просто не успокоится.

Деревня Скрытого Листа была одной большой семьей. Такой видели ее все Хокаге. Кланы Конохи заключили нерушимый союз, чтобы вместе преодолевать невзгоды, защищать своих близких и свои земли, и сила их была в единстве. Шисуи привык, что враг находится по другую сторону баррикад, потому ему было очень трудно во времена, когда клан планировал переворот. Раскол между тем, что должно быть едино, не укладывался в его систему видения мира. Он не мог выбирать между кланом и деревней, потому что клан был частью деревни. Если кто-то из земляков отбивался от стаи, Шисуи прилагал все силы, чтобы вернуть его обратно. Это Итачи мог отключить свои человеческие чувства и безжалостно отсечь то, что угрожало покою деревни. Итачи, но не Шисуи.

Шисуи чувствовал угрозу со стороны Данзо, но до конца не представлял, что ему с ним делать. Уничтожить мужчину и его подчиненных физически – так, как когда-то пытался поступить с ним сам Данзо, Шисуи не мог. Это противоречило его принципам, и